Ненси Верайн
Меч Бури
(Герои-2)
Предуведомление Астинуса
Войну 348—352 годов С.В. эры население Кринна назвало Войной Копья, под таким названием война вошла и в научные труды по истории. Это было время, когда сами боги сражались друг против друга добрые против злых. Такхизис создавала армии драконов во главе со своими военачальниками, которых она называла Повелителями. Паладайн и Мишакаль старались всячески помогать тем, кто боролся с Темной Воительницей и ее армиями. Паладайн под именем Фисбен время от времени странствовал по Кринну с кендером Тассельхофом Непоседой и его товарищами. Мишакаль дарила свои знания Женщине с Равнин, которая вселила Веру в добро в сердца многих жителей Кринна. О главных событиях войны написаны тома и тома; об отдельных эпизодах в исторических сочинениях говорится подчас одной-единственной строкой.
Одна из таких строк вызывает любопытство у многих – она обнаружена в записях, относящихся к 348 году С.В.: «Нордмаар взят армией драконов. Гномы в Торбардине выковали Королевский Меч и назвали его Меч Бури».
Строка, в которой упоминается Королевский Меч, есть и в рукописи 350 года: «Рабы повелителя Верминаарда бежали из его шахт Пакс Таркаса с помощью группы друзей, среди которых кендер Тассельхоф Непоседа и маг Фисбен. Выкованный гномами Королевский Меч найден». За этими словами кроется история, которая может объяснить, почему, сперва отказавшись помогать сражающимся против Королевы Драконов, гномы все же приняли потом участие в Войне Копья.
Но признаюсь, положа руку на сердце: многое в ней на удивление правдиво. Ну а в заключение хочу напомнить читателю вот что. В Торбардине гномы говорят: легенда – это сгусток правды, и поэтому кто угодно, даже глупый овражный гном, может ее понять правильно. Что правда, а что в этой истории вымысел – трудно сказать.
ПРОЛОГ
Как слышит бард – всем сердцем своим – неуловимую мелодию и тайную гармонию рождающейся в нем песни, как знает рассказчик – всем существом своим – слова и ритмы рождающейся в нем повести, так и гном Изарн Молотобоец знал: мастером-оружейником он сделался потому, что хотел выковать Меч Бури. Именно он, Изарн, должен был выковать этот меч. Меч, возникавший перед его мысленным взором в кузнице всегда. Всегда в душе своей вынашивал гном Меч Бури, терпеливо ожидая часа его рождения.
Изарн считал, что он достоин такой работы.
Когда клинок пройдет закалку в жарком пламени горна и в охлаждающем масле, когда приобретет холодный голубой блеск и будет заточен, Изарн должен будет отдать его своему тану, Хорнфелу из Хайлара.
Если Хорнфел сочтет работу Изарна поистине прекрасной, он окажет честь мастеру, как это делали таны уже на протяжении многих столетий, и поместит меч в хранилище рядом с изделиями лучших мастеров.
А если меч будет помещен в хранилище, Изарн потеряет право выковать еще хотя бы один клинок. Кузница, где он работал долгие годы, перейдет к его молодому ученику и родственнику – Станаху Молотобойцу. Изарн должен будет оставить свой молот и кузничные клещи, и суждено ему будет окончить свои дни на покое. Окончить их в славе и почестях.
Этот меч должен был стать его лучшей работой, воплощением мечты и высочайшего искусства, поэтому Изарн своими руками выплавил чистейшую сталь из руды, которую и нашел он сам.
Да, он сам искал эту руду, хотя, как мастер-кузнец, мог и не делать этого; но Изарн лучше других знал, как выглядит нужная ему руда, чувствовал ее, ощущал ее горький запах.
Руду, которая была ему нужна, он нашел в одной из старых, заброшенных шахт, и добывали ее под его наблюдением.
Вернувшись с рудника, Изарн много дней не выходил из кузницы; ожидая, когда привезут руду, он рисовал будущий клинок, хотя никогда ранее не пользовался чернилами и бумагой, – контуры будущих изделий просто возникали у него в душе и в сердце. Он знал, что меч должен быть красивым; его руки уже ощущали мускульное напряжение работы, а уши слышали дуэт молота и наковальни, огня и пара.
Наконец руда была доставлена. Оставалось только подобрать для украшения меча драгоценные камни. Сработать рукоять должен был ученик Изарна, Станах Молотобоец, – это считалось знаком доверия мастера к тому, кто должен наследовать его кузницу.
В Торбардине жили, разумеется, не только оружейники. У мастера-ювелира Изарн выбрал пять прекрасных сапфиров: четыре – цвета вечернего неба, а пятый – темно-синий, как безоблачные небеса в полночь, с посверкивающими в глубине камня искорками-звездочками. А сам эфес меча будет сделан из чистого золота.
Все обдумано и все готово к началу работы.
И вот Изарн и его помощник приступили к созданию меча. Разожгли огонь в кузнечной печи, заполнили одно корыто водой для охлаждения металла, а другое – маслом для закаливания клинка. Раздувая пламя, Станах качал мехи медленно, ритмично, как учил его Изарн; поглядывая на золотисто-оранжевые отблески огня на каменных стенах кузницы, Станах думал о том, сколь трудной казалась ему работа кузнеца в начале его ученичества и сколь легка она сейчас… Да, он стал другим человеком!
Никто, кроме мастера и его ученика, не должен был видеть рождение Меча Бури, и Станах знал, что ему долго уже не придется почувствовать магию мастерства, – до тех пор, пока годы и годы спустя он сам не даст жизнь своему собственному Главному мечу.
Сталь возникает из частиц, слагающих мир. Взятая из земли руда соединяется с огнем и водой и превращается в железо. Станах внимательно смотрел сейчас, как Изарн выплавляет железо для меча. Каждое движение мастера было осторожным и расчетливым. Изарн, уже тысячи раз выплавлявший железо и научившийся трудиться так, что руки работают сами, почти без участия мысли, теперь действовал как ученик, которому впервые позволили подойти к горну.
И сам Станах смотрел сейчас на мастера так, будто видел его впервые. «Я запомню это, – думал он. В кузнице было жарко, пот выступил на лбу, и Станах, не сводя глаз с Изарна, вытер его тыльной стороной руки. – Всегда, всегда я буду помнить эти минуты».
Глядя на вытекающий из горна металл, Станах думал о том, что ему необходимо запомнить выражение глаз Изарна. Это был взгляд человека, который смотрит на предмет своей глубочайшей любви и больше ничего в мире не видит.
Пока железо охлаждалось, они молчали, да ничего и не нужно было говорить. Изарн не ощущал ничего, кроме общности своей души и стихий, слагающих мир. Когда наконец железо отвердело и превратилось в пористую черную массу, Изарн загрузил его в ящик, сделанный из обожженной глины, еще хранившей отпечатки поцелуев пламени, и засыпал в него измельченный древесный уголь. Станах поднял тяжелый ящик и поставил его в печь – туда, куда указал мастер. Пот непрерывно струился по лицу Станаха, стекал на его пышную черную бороду. Волосы прилипли к шее. Он сбросил свою просторную кузнечную рубаху, остался в кожаном переднике. Его сильные, мускулистые руки светились в золотистых отблесках пламени.
Жар печи напомнил ему об огне, который, как говорят, постоянно бушует в сердце Кринна. В яростном пламени горна угольная пыль соединялась с железом, на его темной поверхности появилась блестящая пленка: это была сталь.
Станах подтащил к печи бадью с водой. Несколько часов назад вода была ледяной, но сейчас стала теплой, как будто стояла на солнце. Подмастерье зачерпнул воды для Изарна, затем напился сам. Для пересохшего горла эта теплая вода была подобна вину. Зачерпнув воды большим ковшом, Станах вылил ее себе на голову. Ощущая, как течет по затылку и по шее теплая вода, Станах вдруг погрустнел, он вспомнил, что, когда Меч Бури будет выкован, они с Изарном уже не смогут работать вместе.
Изарн был для него не только мастером и родичем, но и другом. Печаль, подобно облачку, закрывающему луну, легла на сердце Станаха.
Он выволок пустую бадью из кузницы и поставил у двери, чтобы прислуживающий кузнецам мальчишка снова наполнил ее холодной водой. Затем вернулся к печи, к старому гному, терпеливо ожидающему превращения железа в сталь, – этого чуда, которое сотворил Реоркс для своих детей в давние-давние времена. В те времена, когда первый гном-кузнец соорудил первую кузницу.