Кенред засомневался. Люди рассказывали всякие истории про призраков и эльфов, которых якобы видели в лесу. Аббат Фергас говорил ему, что не следует бояться злых духов, ибо Бог присмотрит за ним и защитит. Аббату было легко так говорить: он ведь никогда не ходил в лес в одиночку, чтобы собирать хворост во время дождя.
Кенред пытался не бояться, но все равно представлял себе злобных существ, притаившихся где-то там, в лесу, где их не видно. Стволы деревьев в тусклом свете имели серый цвет, похожий на цвет мертвой плоти. Дождевая вода капала с ветвей, и звук, с которым она падала на поверхность луж, казалось, отдавался в лесу еле слышным, но жутким эхом. Кенред начал читать тихим шепотом «Отче наш». Он не мог вернуться с пустыми руками только потому, что ему тут стало страшно. Его ведь тогда подвергнут телесному наказанию – не только за то, что он не принес хворост, но и за слабость веры.
Он стал медленно продвигаться в мрачную глубину леса по направлению к той поляне, где монахи рубили деревья на дрова и собирали хворост. После того, как он преодолел совсем небольшое расстояние, ослик вдруг резко остановился. Кенред потянул за его упряжь, но ослик почему-то отказывался идти вперед. Более того, он испуганно опустил уши, его ноздри раздувались. Кенред ласково погладил ослика по шее, пытаясь его успокоить. Однако страх, охвативший это животное, передался и самому Кенреду, и он стал нервно оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что же так сильно напугало ослика. Ему показалось, что среди деревьев что-то блеснуло. Он подошел поближе к этому месту, затаив дыхание. Ослик, мелко дрожа, так и стоял там, где его оставил Кенред.
Когда Кенред подошел довольно близко к предмету, блеснувшему среди деревьев, он услышал какие-то звуки. Кенред остановился и, прислушавшись, различил тихий стон. Возможно, это был даже не стон, а просто приглушенное бормотание, но Кенред не мог определить этого наверняка. Он вдруг заметил, что сильно дрожит, и не сумел подавить эту дрожь. Что же это были за звуки? Наверное, это эльф налагал на него, Кенреда, проклятие или же какой-то злой дух обращался с заклинанием к более сильным богам леса. Кенред едва не бросился наутек, когда вдруг та его часть, которой мерещились в каждой тени призраки и эльфы, проиграла схватку с той его частью, которая не могла смириться с мыслью, что он не выяснит, в чем дело. Его живое воображение проиграло ненасытному любопытству.
Все еще дрожа и приготовившись немедленно броситься наутек в том случае, если наихудшие опасения вдруг подтвердятся, Кенред выглянул из-за дерева, отделявшего его от того существа, которое издавало звуки в темноте.
Поначалу он различил в тусклом свете лишь какую-то темную глыбу у ствола одного из деревьев. Однако затем, вглядевшись, он смог рассмотреть детали. Блестящим предметом, который он заметил чуть раньше, был листообразный наконечник копья, прислоненного к дереву. Глыбой оказалось тело человека, свернувшегося клубком и прикрытого круглым щитом, выпуклость в центре которого даже в темноте казалась темным пятном. Кенреду удалось различить слова в тех звуках, которые издавал этот воин. Слова эти были бессвязными, и Кенред подумал, что человек, наверное, разговаривает во сне. Воин неожиданно вскрикнул, перевернулся на бок и замер.
Кенред невольно сплюнул, чтобы отогнать злых духов, и лишь затем поспешно перекрестился. Ему было трудно избавиться от старых обычаев, пусть даже аббат Фергас и многократно наказывал его за языческие привычки.
Кенред стал ждать. Поскольку воин продолжал лежать неподвижно, Кенред решил подойти к нему поближе. Он сделал несколько осторожных шагов, немного опасаясь, как бы этот незнакомец не вскочил и не набросился на него. Однако чем ближе он подходил к лежащему на земле воину, тем тверже становилась его уверенность в том, что такого не произойдет. Этот человек, похоже, не просто спал – он был без сознания. Еще несколько шагов – и Кенред окончательно уверился в том, что этот воин не причинит ему никакого вреда. Дыхание у незнакомца было неглубоким и прерывистым, а его лицо выглядело как месиво из застывшей грязи и засохшей крови. Его левый глаз сильно распух, будто какая-то птица отложила яйцо в эту глазницу. На левом виске виднелась глубокая рана. Выпуклость в центре щита, которая поначалу показалась Кенреду ржавой и тусклой, была в действительности вымазана какой-то темной жидкостью, теперь уже засохшей и превратившейся в корочку. Была ли эта жидкость кровью самого воина или же кровью его врага – этого Кенред не знал.