— Если бы меня здесь не было, вы побежали бы, ни черта не думая о том, что за наказание вас ожидает. Но вы должны понять, что помочь ему мы не можем. Кроме того, боюсь, что этой ночью там, снаружи, прячутся все ваши ненавистники, которые только и мечтают о том, чтобы встретить одного из вас в темноте. Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы какое-то звено так ненавидели, как вас. — Он кивнул на гору серебра, лежавшую на столе. — Разве это того стоило?
Они молчали.
— Мы ведь не можем просто бросить Люка в беде, — сказала наконец Гисхильда.
Она представила себе, как мальчик сидит один в камере. Если ей так паршиво, то каково же ему?
— Об этом надо было думать раньше… когда вы согласились с его безумным планом. И с пари… И… — Друстан ударил кулаком по столу так, что зазвенели монеты. — Если бы вы мне хоть что-нибудь рассказали!
— Он не должен оставаться один.
— Ты что, думаешь, ему станет легче, если вы скажете мне и Мишель, как вам жаль?
— Ему станет легче, если он не будет один, — настаивала Гисхильда.
Девочка едва не плакала. Слишком хорошо она знала, каково это — быть одной и бояться за свою жизнь.
Друстан перевел взгляд на двери.
— Черт подери, дети! Я ведь не могу вас выпустить… Не то чтобы я не хотел. Кажется, вы просто не понимаете, что натворили. Все злы на вас. У большинства вы отняли деньги… и они могут говорить себе, что, побив вас, защитят честь ордена, а не потому, что в их кошельке появились дыры. Если мы пойдем все вместе… Как думаете, далеко мы уйдем? Сейчас же полнолуние!
— А если пойдет только одна? — спросил Жоакино. — Одна за всех нас. Люк поймет, что все мы прийти не могли.
Все взгляды устремились на Гисхильду. На секунду ей стало плохо от мысли…
— Ты движешься словно тень.
Друстан впервые говорил о ее способности с уважением. Обычно он по этому поводу только ругался.
— Я пройду, — уверенно сказала она, радуясь, что больше не нужно сидеть и беспомощно дожидаться вестей.
— Если доберешься до замка, спроси мою сестру. Лилианна наверняка сумеет договориться, чтобы тебя пустили к Люку.
Все окружили ее. У каждого было для Люка послание. Жоакино протянул ей красный пояс, отличавший его как капитана звена.
— Его должен был носить он. Вероятно, он сумел бы вести вас лучше, чем я.
Раффаэль втиснул ей в руку маленькую серебряную трубочку.
— Пусть проглотит это, — прошептал он ей на ухо. — Тогда веревка не сможет сжать ему горло.
Гисхильда спросила себя, откуда ее товарищ знает о таких вещах и что за коневоды его родители.
— Отодвинь шатающуюся доску на обратной стороне вашей спальни, — посоветовал Друстан. — Уверен, дверь барака находится под наблюдением.
Все тут же притихли.
Гисхильда судорожно сглотнула. Магистр смотрел на нее, и щека его подрагивала, а на узких губах играло подобие улыбки.
— Ты ведь не думала, что мне об этом ничего не известно? Я тоже когда-то был послушником и довольно упрямым. Ты ведь знаешь, какая у нас, Львов, слава.
Друстан все-таки загадка. Иногда он ей по-настоящему нравился. Но долго это никогда не продолжалось.
Они погасили все свечи в большой спальне. Затем Гисхильда отодвинула доску и кубарем выкатилась на улицу. Обратная сторона барака лежала в тени. Девочка не двигалась с места. Друстан был прав. На опушке леса, у большого кедра, она заметила несколько фигур.
Гисхильда ждала. Перед ней лежала залитая лунным светом их стройплощадка. Никогда не думала она, что Люк будет первым, кого они похоронят в башне-могильнике. Девочка опять с трудом сдержала слезы. И все потому, что парочку послушников забрызгали тиной. Она ненавидела этих проклятых рыцарей! Сильвина придет еще до наступления следующей зимы. Эльфийка твердо обещала это. Она заберет ее. А до тех пор дни для нее будут тянуться бесконечно. Нужно было обращаться с Люком лучше. Ведь в конце концов он ей нравился…
Последний шаг
Никто не пришел сказать ему, какой приговор вынесли. Люк сидел в камере рядом с небольшим залом, где проходил суд. Здесь было крошечное окно, слишком маленькое, чтобы в него можно было выглянуть. Зато сквозь него доносился ответ на жизненно важный для него вопрос: стук плотничьих молотков по дереву. Там, внизу, устанавливали виселицу.
Люку стало дурно. Еще никогда ему не доводилось видеть казни. Говорили, что при повешении все мочились. Мальчик бросил взгляд на деревянное ведро, стоявшее в углу камеры. Он позаботится о том, чтобы с ним не случилось ничего подобного.