Люк покачал головой.
— Священник был мной не особенно доволен.
— М-да, а тут еще эта белая женщина. — Мишель по-прежнему сидела на краю колодца, глядя на свои босые ноги. — Но, вполне возможно, у тебя был не тот учитель, Люк. Вера может расти. — Она откинула со лба волосы. — Мне кажется, из тебя можно было бы сделать рыцаря. Даже бойца Нового рыцарства. Ты мужествен и умен… Конечно, тебе придется учиться фехтованию и другим вещам. Возраст у тебя еще подходящий. Если я тебя подготовлю, то, может быть… — Она указала на улицу. — Там, сзади, есть дом из красного кирпича. Рядом я видела куст орешника. Иди и срежь нам две палки длиной примерно с мою руку. Сегодня же мы начнем готовить тебя. В конце концов, у нас в запасе всего один год.
Люк сел.
— Ты будешь учить меня и сделаешь рыцарем?
Мишель пожала плечами.
— Я попытаюсь. Что из этого получится, зависит только от тебя.
Он вскочил и с бьющимся сердцем помчался по улице. Он слышал, что она — мастерица фехтования. Мастерица фехтования Нового рыцарства! Лучшего учителя ему никогда не найти! И она хочет давать ему уроки… Наверняка обладает достаточной властью, чтобы превратить его мечты в реальность.
Найдя куст, он срезал две ветки и помчался назад. Не хотелось терять ни единого мгновения. Мишель стояла в паре шагов от колодца. Там, где просела мостовая, ветер нанес песку.
— Возьми палку и напиши на песке свое имя.
Люка словно ударили. Это что еще такое?
— Я думал, будет урок фехтования…
— Что-то я не припомню, чтобы говорила о фехтовании, — строго ответила женщина-рыцарь. — Если хочешь, чтобы тебя приняли в школу в Валлонкуре, ты должен уметь читать и писать.
— Но зачем это нужно рыцарю? От чтения глаза болят!
— Похоже, ты лучше меня знаешь, что нужно рыцарю…
Люк упрямо глядел на нее.
— Да зачем вообще нужно уметь писать?
— Как думаешь, сколько сапог сносит за год подразделение из тысячи пикинеров? Сколько свинины они съедят за неделю? Сколько оружейной смазки им нужно, чтобы не заржавело оружие? Сколько ведер зерна, чтобы не потерять силы?
— Я не хочу быть торгашом, — пробурчал мальчик. — Я хочу вести людей в бой.
Мишель рассмеялась.
— Храбрость значит очень мало, когда у твоих людей урчит в желудке. Если ты не сумеешь правильно организовать снабжение, твое войско потеряет силу и станет легкой добычей для язычников. Принадлежать к Новому рыцарству означает больше, чем быть просто хорошим фехтовальщиком. Ты должен стать примером в любой области. Ты поведешь людей… И в таком случае должен отвечать за то, чтобы они не голодали. За год ты будешь участвовать в двух-трех битвах. Но войну за обеспечение своих людей придется вести каждый день.
Люк с сомнением поглядел на нее. Она что, пытается его запугать? Он совсем не так представлял себе рыцарство.
— Если ты действительно хочешь, чтобы тебя приняли в школу ордена, то будешь учиться до тех пор, пока не станет казаться, что голова вот-вот лопнет. Тебя научат ампутировать ногу и бороться с лихорадкой. Ты будешь корчиться на скамье гребца на галере, а ночи проводить за изучением искусства навигации. Ты узнаешь, как смешивают порох и как выравнивают орудия. Ты сможешь водить корабли в открытом море. Тебя научат даже готовить. А если какому-нибудь учителю покажется, что ты обладаешь особым даром, спрос с тебя будет еще выше, от тебя будут добиваться наилучших результатов. Если ты поступишь в школу ордена, то тебя ожидают семь лет недосыпа. Будешь вставать до зари и ложиться спать намного позже солнца. У тебя будут болеть мускулы, о существовании которых ты сейчас даже не подозреваешь. А если ты не справишься, тебя прогонят с позором. Под знаменами Древа крови выступают только лучшие из лучших.
Люк с сомнением глядел на нее.
— И ты думаешь, я сумею?
Женщина склонила голову набок и примирительно улыбнулась.
— Я знаю одну сумасшедшую девчонку, которая мечтает о том, чтобы покататься на спине медведя, и которая стала рыцарем. Почему же ты не сможешь?
Быстрым движением она нарисовала на песке крючок.
— Это «л». Первая буква твоего имени. Нарисуй ее на песке!
Затем Мишель нарисовала на песке две остальные буквы его имени. Да, он знал, что у него короткое имя. Но то, что оно состояло всего из трех букв, его разочаровало. И он подумал, что, может быть, стоит изменить свое имя, если он все-таки станет рыцарем.
Мальчик так сильно напрягался с этим письмом, что очень скоро заболело запястье, руку свела судорога.
К сумеркам он научился писать имя умершего графа. И его подозрения подтвердились. Имена известных людей состоят из большего количества букв! Научился он писать имя и своего отца, и матери.
Мишель насмехалась над ним, говоря, что его буквы похожи на следы, оставленные на песке стаей ворон. И все же Люк гордился своим умением писать. Он сумеет стать рыцарем!
Когда они вернулись к своему лагерю в розарии, он устало развел костер и бросил кусок жира на железную сковородку из походного набора Мишель.
Тихий шипящий звук заставил его поднять глаза. Мишель стояла перед нишей и внимательно оглядывалась по сторонам. В руке у нее была обнаженная рапира.
— Здесь кто-то был, — тихо сказала она. — Пистолеты исчезли.
Люк судорожно сглотнул. Белая женщина! Он посмотрел на нее. Ее лицо, испещренное длинными сумеречными тенями, выглядело более жестким. Ему показалось, что улыбка ее стала иной — знающей, насмешливой.
Люк так и думал: плохая это идея — красть пожертвования. Белая женщина — больше, чем просто камень. В Ланцаке все это знали. Даже священник. А теперь вот она разгневалась, потому что Мишель обокрала ее!
Воронья башня
Гисхильда стояла на корме клипера. Доски были скользкими от крови. Воняло на маленьком кораблике ужасно. Вообще-то у нее не случалось морской болезни, но здесь ее то и дело тошнило. Может быть, дело было в ране, все еще мучившей ее. Она чувствовала себя слабой и растерянной. Никто не сказал ей, куда плывет клипер.
Девочка в отчаянии поглядела на горизонт. Стоял туман. Все утро шел дождь. Одежда затвердела от холода и влаги. В открытой лодке не было места, где можно было бы спрятаться от дождя и высушить намокшую одежду.
Гисхильда растирала руки. Мерзла даже голова. Лысина постепенно покрывалась золотисто-рыжеватой щетиной. Но пройдет еще много лун, прежде чем волосы станут такими же длинными, как прежде.
Она бросила на Лилианну полный ненависти взгляд. Бывшая комтурша стояла на корме лодки и направляла ее навстречу свету, показавшемуся в серой мгле. Одну ногу она поставила на большой покрытый слоем свинца сундук, на котором спала ночью. Женщина-рыцарь никогда не спускала с сундука глаз. Иногда Гисхильде казалось, что из него доносятся шорохи. Ее мучило любопытство, но она была слишком горда, чтобы спрашивать Лилианну о сундуке.
Комтурша заметила ее взгляд. Махнула Альварезу, и тот стал за штурвал. Капитан галеры сбрил усы, а волнистые волосы спрятал под широкополой шляпой. С серебряным кольцом в ухе и ослепительной улыбкой он был похож на пирата или контрабандиста. Похоже, у него всегда хорошее настроение.
Лилианна подошла к девочке вдоль борта. Несмотря на качку, походка у нее была уверенная. Это сердило Гисхильду. Чего бы только она не дала, чтобы увидеть, как эта наглая баба споткнется. Лучше всего, если при этом она плюхнется лицом в одну из плетеных корзин, полную угрей!
Женщина-рыцарь стала рядом с ней.
— Там, где горит свет, есть огонь и теплая постель для тебя. Ты будешь в безопасности первое время.
— Я была в безопасности у своего отца!
Комтурша не глядела на нее, продолжая смотреть на свет.
— В таком случае надо было там и оставаться. Если я правильно помню, вовсе не я вытащила тебя из палатки.
Гисхильда сердито поджала губы.
— Отец и Другие найдут меня! И тогда тебе захочется, чтобы мы никогда не встречались.
— Думаешь? — спокойно спросила женщина.