Выбрать главу

Альварез кивнул. Примарх имел с ним длинную беседу по поводу мальчика, прежде чем «Ловец ветров» покинул гавань Валлонкура.

— То, что я видел сегодня, говорит о том, что Леон прав, — продолжал Друстан. — Никто не обладает силой самостоятельно закрывать такие раны. Такого не было никогда! Тем более во сне! Сейчас он показал свое истинное лицо. Они подкинули его нам. Он подкидыш! Мы должны что-то делать… — Магистр перевел взгляд на окровавленные фельдшерские принадлежности, лежавшие на табурете возле ложа Люка. — Надрез! Любой подумал бы, что он умер от своих ран.

— Так почему же ты этого до сих пор не сделал?

Друстан коротко взглянул на него.

Капитан повел затекшими плечами. В низкой офицерской кают-компании он мог передвигаться только согнувшись. Маленькая комната была наспех переоборудована под лазарет. Целый день Друстан просидел в этой душной каюте, борясь за жизнь. Двое убитых и семнадцать раненых: такова была цена за бракованную пушку. Альварез поклялся себе найти литейщика, который был в ответе за эту бойню. Если бы Анна-Мария не предотвратила худшего… Нет, об этом он не хочет даже думать. Девочка была скорее мертва, чем жива. В каюте все еще воняло варом, которым Друстан натирал ее культю. У Альвареза был тот же дар, что и у Друстана. Он помогал на палубе, чем мог. А Люк? Одному Тьюреду известно, что с мальчиком.

— Я говорил с Мишель, — прошептал магистр. — Малыш был единственным, кто выжил в зараженной чумой деревне. Никто не может сказать, сколько он пробыл среди мертвецов. И он излечил от чумы ее, хотя она уже носила черный знак. Вообще-то ее не должно быть среди нас. — Он перевел взгляд на мальчика. — Так же, как и его.

— Но ты не взялся за нож.

— Он ведь мой ученик.

— И теперь я должен стать судьей?

Друстан вновь умолк.

— Он мне нравится, — сказал Альварез и вспомнил последний бугурт.

Бессовестный обман, благодаря которому вечно неудачливые Львы сумели добыть по меньшей мере одну победу. Заключая свои пари, они ограбили половину Цитадели. Игра была наглой, но они не нарушили ни единого записанного правила. Улыбка Альвареза стала шире. Да, Люк ему нравился. Он иногда представлял себе, как однажды мальчик станет известным капитаном ордена. У него наверняка есть наклонности к тому, чтобы стать хорошим кормчим. Он постарается заполучить Люка палубным офицером на «Ловце ветров», когда тот заслужит золотые шпоры.

— Чертова птица Лилианны еще жива. То, что сделал Люк, не убило животное. — Вид у Друстана был жалкий. Очевидно, в мальчика он больше не верил.

— Мы тоже не убили его, — напомнил Альварез.

— Но мы были на баке, — ответил магистр. — Слишком далеко. Он делает это здесь.

— До клетки все еще более двадцати шагов.

Друстан указал на плоский живот мальчика.

— Да ты посмотри только, какая у него сила. Этот проклятый орел должен был умереть!

— Неужели ты утратил веру в Тьюреда и его чудеса? Может быть, мы только что стали свидетелями подобного чуда. Может быть, мальчик — дар божий. Представь себе, он был послан нам, чтобы помочь ордену, которому грозит погибель в тени Древа Праха, расцвести с новой силой. Разве не должен этот ребенок быть не таким, как другие? Разве его возможности не должны превышать наши? И представь себе, что мы убьем его за то, что он не такой, потому что нам не хватает веры в бога.

Друстан вздохнул.

— Он пугает меня.

Альварез положил руку ему на плечо.

— Доверься богу, брат мой. Давай используем дар Люка. Двое послушников и трое мужчин ближе к смерти, чем к жизни. Если Люк проснется, то, может быть, он сможет их спасти. Мы бросим якорь и устроим лагерь на песке.

— Они как вампиры среди нас. На них человеческая кожа, но они не такие, как мы. Все, чего бы они ни коснулись, будет осквернено. Они…

— Да, — раздраженно перебил его Альварез. — Я тоже читал Генри Эписьера. Я знаю. Но, тем не менее, давай воспользуемся его даром. Сейчас он может нам помочь. А когда мы вернемся, Леон проверит его. Он откроет правду и будет судить его, не колеблясь. Ты же знаешь!

Друстан схватился за фельдшерские принадлежности.

Вопрошающие

«Они среди нас. И они не только в тени. На свету, там, где их не ищут, они сильнее всего. Они могут быть твоими соседями, любовниками твоих дочерей. А худшие из них — иногда наши любимые дети. Возможно, дети альвов проигрывали на полях сражений. Они боятся клинков наших рыцарей, заостренных верой и аскезой. Они боятся ясного взгляда правых, которых не могут ослепить. Их оружие — тайна и обман. А худшая игра их — это творение подкидышей. Потому берегитесь, богобоязненные! Когда у вас родится ребенок, тотчас же зовите священника. Как только малыши принимают благословение Тьюреда, они становятся неприкосновенными. Если же это не так, то может случиться, что придет дитя альвов и подменит его на подкидыша. Детей они душат в мешке или топят, потому что не знают, что делать с человеческими детьми. А нежные души обречены на вечное скитание во тьме, потому что свет веры остается для них невидимым. И никогда не обрести им покоя. Это их голоса доносит ветер, когда запутывается в коньках крыш. Они корят нас за наше легкомыслие.

Все мы слышим разговоры о великих сражениях в далеких языческих лесах. Но настоящая война ведется среди нас. Тот, кто не тверд в своей вере, подобен замку, врата которого не заперты. Если вы их не видели, то это совсем не значит, что их здесь нет. Они охотятся за детьми и вашими сердцами. Берегитесь тех, кто красиво говорит. Каждой заблудшей душе они радуются, как победе. Они станут одаривать вас и обещать радости рая еще при жизни. Они могут давать вам вещи, о которых вы не смели даже мечтать. Ни одна человеческая женщина не может дать столько удовольствия, сколько эльфийская шлюха. Вы станете их добычей. А когда окажетесь прочно запутаны в их сетях и очнетесь, то пробуждение будет во сто крат ужаснее, чем после ночи с дешевым вином. Они вынут из вас, живых, душу. Вы станете их рабами, чтобы снова хотя бы приблизиться к познанному некогда удовольствию. Темная магия поразит тех, кто захочет вас спасти. Удар молнии, уродливый скот, град с ясного неба, уничтожающий посевы, — вот их оружие в тайной войне. Только вопрошающий, священник, особенно крепкий верой, еще может обещать вам спасение. Они им известны, все пути, ведущие к свету. Они знают все уловки Других и знают, как вычислять их тайных союзников. Так же, как сражаются рыцари вдали от наших земель, так же и они ведут свои бои среди нас, и оружие их — очистительный огонь, когда души кажутся заблудшими.

Тот, кто является верным слугой Тьюреда, тот призовет их, если ребенок обладает необычайными способностями, если купцу слишком везет в делах или если богобоязненный муж испытывает несчастья больше, чем выделяет на долю одного человека Всемилостивый Тьюред. Это знаки, по которым мы распознаем работу Других. Смотрите в оба! И не бойтесь, а будьте мужественны и обращайтесь за помощью к первым слугам Господа. Там, где есть вера, там всегда победит надежда».

Из: «Молот язычников»,
Глава VII, Вопрошающие, страница 81 и далее.
Первое издание, записанное в Сайпере в 934 году
после мученической кончины святого Гийома,
издано Генри Эписьером

Об осколках раковин, пулях аркебуз и поцелуях

Люк положил обе руки вплотную к ожогу. Жоакино сжался от боли, но изо всех сил старался, чтобы по его лицу это было незаметно. Ночью его кожа отделилась от раны. Осталось сочащееся пятно плоти величиной с ладонь. Ему невероятно повезло, потому что он всего лишь упал на раскаленное жерло пушки. Из всех, кто лежал сейчас на берегу под большим палубным тентом, у него рана была самой легкой.

Люк сосредоточился. Он хотел помочь Жоакино. Правда… Однако он чувствовал, что сил нет. Улучшение не наступало, как он ни старался. Люк не мог понять, почему так происходит. Он ведь смог вылечить Анну-Марию! На ее культе уже сейчас тонким слоем нарастала новая кожа, и жар спал. Это было чудо — все так и сказали! Пять жизней он спас… А теперь вот не может залечить простой ожог. Почему?