Внезапно жрица осеклась, испуганно оглянулась и, поспешно поклонившись Тимандре до земли, убежала: накануне встречи Диониса и Великой Богини в храме не должно было остаться ни одного человека.
Послышались шаги, и Тимандра, все еще испуганная той ненавистью, которая звучала в словах жрицы, увидела Аитона. Его уже облачили в леопардовую шкуру и увенчали венком из виноградных листьев. Это были одеяния Диониса. В руках у него была золотая чаша.
– Выпей, невеста бога, священный брачный напиток, – сказал Аитона, подавая чашу Тимандре.
Вместо ручек у чаши были бычьи головы.
Девушка чуть не выронила ее!
Хоть чаша была полна до краев темным пенистым вином, Тимандра знала, что и на дне ее отчеканено изображение бычьей головы…
Она сразу узнала эту чашу. Ее принес отец несколько лет назад… Тимандра хорошо запомнила это событие, потому что отец в тот день выбрался из колодца раньше обычного, и из всей добычи у него в мешке лежала только эта чаша. Отец был испуган и сказал, что недра словно бы дышали, на него сыпалась земля, камни шевелились… Он поскорей поднялся на поверхность, чтобы предупредить людей: может случиться землетрясение! – однако, пока он лез наверх, все утихло, и он потом пожалел, что так перепугался и явился почти без добычи.
Чашу Клефтис, конечно, отнес в храм – но вернулся без денег и очень удрученный, а Тимандре рассказал, что Аитон его очень сильно бранил и грозил проклятием за то, что принес эту чашу. Оказывается, она принадлежала культу Минотавра, рожденного от связи царицы Пасифаи, жены Миноса, с быком, обреченным в жертву Посейдону. Тело у Минотавра было мужское, а голова – бычья. Ариадна, воплощавшая в то время богиню-на-земле, была его сестрой, но помогла Тезею найти выход из Лабиринта и одолеть Минотавра не только потому, что влюбилась в афинского героя. Она хотела избавиться от своего ужасного брата, который вожделел ее. Аитон раньше рассказывал, что Посейдон поразил Крит землетрясением из-за того, что Минотавр жаждал осквернить Великую Богиню и получить трон Миносов после смерти отца. Эту чашу, сказал тогда Аитон, нужно снова предать земле, чтобы не гневить Посейдона. Конечно, недра начали дышать именно потому, что бог разгневался на Клефтоса, коснувшегося чаши!
После этого отец Тимандры даже не заглядывал в те подземные коридоры, где нашел чашу с изображением Минотавра. И девушка была убеждена, что Аитон в самом деле вернул земле древнее сокровище. Но вот она снова держит чашу в руках!
– Пей же, – настойчиво сказал Аитон, и Тимандра, которая хотела спросить, почему ей подана запретная чаша, не осмелилась возразить и сделала несколько глотков.
– Выпей до дна! – велел Аитон, но девушка оцепенела.
Такого пряного, сладкого, тягучего и пьянящего вина она никогда не пила!
Оно было похоже на свежий мед, и в то же время в нем отзывался темный, терпкий вкус, который вмиг связал язык Тимандре, и она ощутила, что ее покинул дар речи, а потом в глазах потемнело и руки ослабели.
Она испугалась было, что уронит драгоценную чашу, но тотчас почувствовала, как Аитон принял ее из ослабевших рук.
Тимандра ощутила, что ноги у нее подгибаются, а веки наливаются тяжестью. Потом девушка почувствовала, что Аитон поддержал ее и осторожно опустил на ложе. Голова так сильно закружилась, что показалось, будто ложе вместе с ней оторвалось от земли и несется невесть куда.
Но вот головокружение прекратилось, и Тимандра осознала, что она по-прежнему в храме – лежит на мягчайших козьих шкурах и ждет встречи с богом.
Странно… почему-то Аитон не спешил прикасаться к ней. Не то чтобы Тимандра этого жаждала, скорей, наоборот, однако брачный обряд должен быть исполнен! Что же он медлит?..
– Погоди, прекрасный мой Аитон! – раздался нежный женский голос, и на миг Тимандре почудилось, что это она заговорила. Однако это оказался голос какой-то другой женщины – говорившей чуть в нос, да еще странно, незнакомо выговаривавшей слова.
Кто это? Одна из жриц?
Тимандра попыталась посмотреть, но не смогла открыть глаза. И в то же время с ней случилось что-то очень странное. Тимандра знала, что она, скованная тягостным оцепенением, лежит на брачном ложе богини, – и в то же мгновение удивительная легкость овладела ею и она словно воспарила высоко-высоко, под самые своды храма, и оттуда увидела свое собственное бессильно распростертое тело, стоявшего над ним Аитона, а рядом с ним – какого-то невысокого, очень худого юношу с длинными, тяжелыми, старательно завитыми иссиня-черными волосами. У него были огромные черные глаза, тоже, как у Аитона, обведенные стими. Лицо было таким бледным, что нарумяненные щеки и накрашенные губы казались окровавленными. Юноша был обнажен по пояс и облачен только в фуста – короткую юбку наподобие тех, которые носили мужчины на Крите еще с древних времен. Только его фуста оказалась гораздо короче, и на ней не были нашиты золотые пластины.