Он взял ее руку, хотел что-нибудь сказать, но ничего не смог придумать. Наконец выдавил неубедительное «Как ты, мам?» и возненавидел себя за дурацкий вопрос.
Вместо ответа он получил невыносимый взгляд ее глаз с белками цвета перезревшего банана. Ее костлявая дрожащая рука слабо стиснула его руку. Наконец она с трудом произнесла:
— Вот и все…
— Пожалуйста, мам, не говори так.
Она обреченно махнула рукой:
— Ты разговаривал с врачом и все знаешь. У меня цирроз вместе с целым букетом побочных недугов, не говоря о застойной сердечной недостаточности и эмфиземе от многолетнего курения. Я развалина и сама в этом виновата.
У Гидеона не нашлось ответа. Мать права. Она всегда все выкладывала начистоту. Непонятно, как такая сильная женщина оказалась уязвимой к вульгарной химии. Хотя что тут непонятного: легкое привыкание было характерной чертой ее личности, он наблюдал нечто похожее и за собой.
— Истина тебя освободит, — сказала она, — хотя сначала сделает несчастным.
Этот ее излюбленный афоризм всегда предшествовал тяжелым откровениям.
— Настало время открыть тебе правду. — Она набрала в загубленные легкие воздух. — Учти, она тебе очень не понравится.
Он переждал ее хрип — старания отдышаться.
— Речь о твоем отце. — Она скосила желтые глаза на дверь. — Встань и закрой.
Гидеон, борясь со страхом, тихо затворил дверь и опять уселся у ее изголовья. Она стиснула ему ладонь и прошептала:
— Голубцы…
— Прости, не понял?
— Голубцы. Такие русские капустные рулеты с мясным фаршем. — Она судорожно ловила ртом воздух. — Советское кодовое название операции — «Рулет». За одну ночь стали безжизненными «рулетами», исчезли целых двадцать шесть агентов глубокого внедрения.
— Зачем ты мне об этом рассказываешь?
— «Молотилка». — Она закрыла глаза и быстро задышала. Казалось, приняв решение, она торопилась все выложить. — Еще одно важное слово. Так назывался проект, над которым твой отец работал в КРБ. Новый стандарт кодирования, высочайшая степень секретности.
— Ты уверена, что об этом надо говорить? — спросил Гидеон.
— Твоему отцу не полагалось выбалтывать это мне. Но он не сдержался. — Она не открывала глаз, ее тело выглядело безжизненным, погружающимся в больничную койку, как в пучину.
— «Молотилку» требовалось проверить. Испытать. Для этого наняли твоего отца. Мы переехали в Вашингтон.
Гидеон кивнул. Для семиклассника было не очень радостно перебираться из калифорнийского Клермонта в федеральный округ Колумбия.
— В 1987 году КРБ передало «Молотилку» Агентству национальной безопасности для завершающего испытания. Ее приняли и внедрили.
— Никогда об этом не слышал.
— Ну так слышишь теперь. — Она болезненно глотнула. — У русских ушли на расшифровку считанные месяцы. 5 июля 1987 года, на следующий день после Дня независимости, они наделали «рулетов» из всех этих американских шпионов.
Пауза, долгий вздох. Приборы не прекращали свой тихий писк под шипение кислорода, им аккомпанировала невнятным шумом своей жизнедеятельности вся больница.
Гидеон не выпускал руку матери, не зная, что сказать.
— В провале обвинили твоего отца…
— Мам! — Он сжал ей руку. — Все это давно в прошлом.
Она покачала головой.
— Они изуродовали ему жизнь. Поэтому он и натворил дел — захватил заложника.
— Какое это теперь имеет значение? Я давным-давно смирился с тем, что папа совершил ошибку.
Мать резко глянула на него.
— Никакой ошибки. Его просто сделали козлом отпущения. — Она не произнесла, а выплюнула эти слова, как гадость, которую невозможно больше терпеть во рту.
— Как это?
— Перед операцией «Голубцы» твой отец написал докладную записку. Он предупреждал, что «Молотилка» теоретически уязвима, что потенциально в ней есть лазейка. Но него не обратили внимания, но он оказался прав. Двадцать шесть трупов!
Она шумно дышала и судорожно комкала скрюченными пальцами простыню.
— «Молотилка» была засекречена, они могли говорить все, что им заблагорассудится. Спорить с ними было некому. А твой отец был человеком со стороны, профессором, штатским. Да еще лечился в свое время от депрессии — какое удобство!
Слушая мать, Гидеон чувствовал, что превращается в ледышку.
— Так ты говоришь, что он не был виноват?
— Абсолютно! Но они уничтожили все улики и повесили вину за свой провал под кодовым названием «Голубцы» на него. Поэтому он захватил заложника. И поэтому его застрелили, хотя он вышел с поднятыми руками, — чтобы молчал. Хладнокровное убийство!