— Говори, Курбан.
— В два — пятнадцать пройдет грузовой состав — начал говорить Курбан, он тоже работал на станции — это воинский эшелон, там груз боеприпасов, он идет под охраной. Охрана — в отдельном, прицепном вагоне, по ночам они все спят, я это видел и не раз. Я знаю, как перевести этот поезд на пути, ведущие в Камбарку, они почти заброшены, но в порядке. Если довести этот состав до Камбарки и там взорвать — русисты узнают, что такое смерть.
В Камбарке — был завод по уничтожению химического оружия. Оно до сих пор — было уничтожено не полностью.
— Можно еще довести этот состав до Казани или повернуть на Ижевск…
— На Ижевск не надо, брат… — сказал еще один ваххабит — там вся железная дорога идет далеко от высотных домов, где бы мы его не взорвали — толку будет мало. А вот в Казани — вокзал прямо в центре города, если там, на вокзале взорвать этот поезд…
То погибнут тысячи людей. Но ваххабиты — этого и хотели…
— Решим по ситуации. Может взорвать и здесь, но если получится — пойдем на Казань. Казань — давно отложилась от движения, там живут люди, которым свое имущество и свои прибыли — дороже Аллаха. А Аллах не ведает народа распутного! Аллаху Акбар!
— Аллаху Акбар!
Сын — вывел из подземного гаража машину отца. «Тойота Ланд Круизер», практически стандарт для главы администрации в сельских районах необъятной России, и комфорт как в лимузине, и проходимость почти как у танка. Если даже на станции не знают машину главы администрации — все равно пропустят, не захотят связываться. Пройдет и «КамАЗ».
Семеро боевиков набились в «Тойоту» — в ней было как раз семь мест, пять и два в багажнике. Остальные двое — сели в просторную кабину «КамАЗа», еще один должен был открыть дверь, потом закрыть ее и тоже ехать в «КамАЗе».
— Аллах с нами… — внушительно сказал один из братьев в «Тойоте» — Аллах всегда с теми, кто идет по пути джихада…
Али Алхасов — тронул машину с места, одними губами произнося молитву.
Они выехали на улицу — темную, плохо освещенную, остановились, ожидая «КамАЗ». «КамАЗ» вышел вторым, колонна остановилась, чтобы один из террористов мог закрыть ворота — не дело оставлять их открытыми. Тридцать лет назад — обязательно нашелся бы кто-нибудь, кто заинтересовался бы, а зачем со двора главы администрации района отъезжает «КамАЗ», и еще ночью. Но сейчас — людей накрепко отучили вмешиваться в чужие дела…
Двери закрылись. Невидимый невооруженным глазом, но отчетливо видимый в ночной прицел лазерный луч уперся в грудь сидевшего за рулем «Тойоты» Али Алхасова.
— Готов! — шепотом сказал снайпер группы в гарнитуру сотового.
— Огонь!
Винтовочная пуля ударила в лобовое стекло «Тойоты», за счет этого препятствия изменив траекторию, как это часто и бывает при стрельбе через стекло, тем более такое прочное, как лобовое стекло машины. Уйдя вправо и чуть вверх, она поразила водителя не по центру груди, как рассчитывал снайпер — а в плечо, не задев кость.
Ранение было болезненным. Али вскрикнул и инстинктивно нажал на газ. Машина — резко прыгнула вперед, буквально с ходу набрав скорость…
Вставший на колено Скворец открыл огонь по надвигающейся на него темной массе и в этот же момент, выстрелил второй раз снайпер. Второй снайперский выстрел был более точным, убив сидевшего за рулем Алхасова наповал. Град свинцовой картечи — обрушился на салон «Тойоты» — современный полуавтоматический дробовик в опытных руках позволяет делать два выстрела в секунду. Все боевики в салоне — за несколько секунд были убиты или ранены, не успев ничего сделать.
Один из боевиков — открыв дверь, вывалился из салона и тут же упал на дорогу, сбитый выстрелом снайпера…
Машина катилась по дороге, останавливаясь. Скворец сменил магазин — и снова открыл огонь по машине…
Все просто — так до смешного просто, что даже непонятно, о чем это таком писали русские, да и не русские великие писатели. Убил человека, потом мучаешься всю жизнь. Долго думал — убивать — не убивать. Мучился выбором…
Бред какой.
Темная ночь, редкие, висящие во тьме яркими шарами фонари. Привычная тяжесть оружия в руках, такое… какое-то странное чувство перед боем. Тянущее такое, адреналина нет никакого, только беспокойство и хочется, чтобы все кончилось побыстрее. Чтобы — или пан или пропал. Тоскующее какое-то чувство…