— Добро. До города дойдем, там — свободен. Что найдем — отзвоним. И еще… Если тревога — просто звякни мне на мобилу. Два звонка и отбой. Потом какой другой номер набери… чтобы незаметно. Понял?
— Понял.
Кто-то торкнулся в дверь, в голос выругался матом, застучал кулаком… точнее даже забарабанил. Котов выругался, закрыл ноутбук, сунул его под стол. Он боролся с экстремизмом, в том числе в Интернете, и взламывать пароли, тем более несложные, стандартные — мог и без криминалистов. Глянул на часы — два ночи…
Надо открывать…
За дверью был Сбоев… невысокий, с хитрым лицом пройдохи… тот еще липач. По десятку дел в месяц, причем реальных сроков — раз-два и обчелся. Но это уже никого не колышет, дело есть — есть. Расследовано, закрыто? Расследовано, закрыто. А то что на выходе пшик — так кому какая разница. Не е… как говорится. Он мечтал о переводе в Москву и потому — рвал когти.
— Ты чо?
— Не спится…
— Начальство всех, кого может, собирает. Аврал! Чо заперся?
— Щас, иду…
Внизу, в холле — раздавали автоматы, спешно облачались в бронежилеты. Было двое из москвичей.
— Вот еще, товарищ Песков. Из террора.
Москвич коротко глянул.
— Одевайся. Броник, автомат, один бэка. На стрельбище давно был?
— Давно.
— Хрен с ним, в оцеплении постоишь. Что за хрень, целое здание — и никого не найдешь.
Башлыков хотел огрызнуться — мол все вторые сутки на ногах. Но не стал…
— Да не так…
Москвич показал, как правильно надо надевать бронежилет.
— А что произошло?
— Раскололи сотовые. У этого ублюдка сотовый оказался, он его не уничтожил. Удалось "историю" расшифровать, кажется, вышли на лежку террористов. Может, пустышка, а может и козырей потянем.
Москвич злобно выругался.
— А где лежка то?
Москвич глянул подозрительно.
— А тебе чего?
— Может, адрес знакомый. Я же по этому направлению работаю.
— Татар…
— Татар-базар?
— Точно. Десятая улица… Что там?
— Частная застройка. Нет, на десятой ничего не помню…
— Давай, в темпе…
Тронулись — тремя машинами, по ночному городу шли ходко. Без сирен.
У Сенной — Башлыков достал телефон, набрал номер… не дай Бог ошибиться. Один звонок, другой. Сброс. Еще один… наугад. Сонный голос, незнакомый…
— На ночь не жди. Я работаю.
Башлыков снова нажал на отбой, прежде чем на той стороне — кто-то ответил.
— Тебе же вроде не перед кем отчитываться? — подмигнул Сбоев.
— Уже есть перед кем…
Примерно в два тридцать сотрудники ФСБ прибыли на Татар-базар и едва ли не полчаса искали нужный дом. Когда они ворвались в него — там уже никого не было…
Ночью Удмуртская была полупустой: любителей погонять на японском мотаке как ветром сдуло. Пробирались в основном дворами, благо знали их, а все дворы перекрыть было невозможно. Поставили машины. Надо было сменить — но возможности не было. Ночь не принесла облегчения, было душно как перед грозой. Где-то на горизонте — сверкало…
В Миндале на Удмуртской 212, круглосуточном элитном магазине — закупились жрачкой, банками Ред Булл, от которых жгло в желудке, парой пузырей… не с водкой, а с лимонным тоником Швеппс… хорошо голову освежает. С этим со всем — завалились на конспиративную квартиру, она была совсем рядом, от нее можно было проскочить на Удмуртскую, Карла Маркса, дворами на Пушкинскую и на Ленина — основные улицы города. Хорошая квартира, в общем…
Завалились спать. Сил — не было совсем.
Утром, в девять — раздался стук. Кто проснулся, кто нет — реально устали…
— По Куршевелю[21] жить не получается… — выругался Котов, доставая ружье.
Скворец тяжело протопал в прихожую, лязгнул замком.
— Э, ты чего…
— Башлыков…
— А если нет?
— Тогда хоть отдохнем в изоляторе по-человечески. Благо до Базисной тут недалеко.
Но это и в самом деле был Башлыков. Смурной, в каком-то спортивном костюме, с ноутом подмышкой. Под глазами мешки как у подгулявшей бабы.
— Смотались…
Скворец кивнул.
— Ну, заходи, что ли… Только тихо, не топай как слон…
Башлыков не разуваясь — никто не разувался, если что бежать проще — прошел на небольшую кухоньку. В окне — серая громада дома напротив, утро. Ранее летнее утро две тысячи пятнадцатого года…
— Что нашли?
— Ни хрена толкового.
— Я кое-что нашел. Вскрыл почту. Куча писем, в одном фотография…
— Покажи…
В тесную кухню протиснулся Котов с мокрой головой и банкой Ред Булла. Протянул руку, открыл окно.
— Что тут у вас. О…
На экране ноутбука была фотография.
— Знаешь, где это?
— Как не знать. Уфа, автовокзал. На заднем плане река Белая где Чапай утонул. Тут многие на память снимаются, панорама — во!
— Туда автобус из Ижевска ходит?
— И туда и оттуда.
— Башкирия значит.
— Туда лучше не соваться — сказал Башлыков.
— Почему?
— Чревато. Как и к татарам.
— Уже сунулись…
Башкортостан, Россия
Автовокзал
27 июля 2015 года
Дорога из Ижевска на Уфу кружная, прямой нет — идет через Пермский край, через Чайковский — город у плотины, где родился и жил великий русский композитор. Потом — она петляет по городам и весям, идет через Пермский край, через заброшенные, пришедшие в запустение русские поселки, через лес и через небольшие городки, идет мимо места, где приземлились первые собаки, побывавшие в Космосе, идет дальше. Потом — она идет уже по Башкирии с ее бескрайними просторами и плакатами, а то и обелисками с высказываниями отца нации Муртазы Губайдулловича Рахимова. Сам Муртаза Губайдуллович давно уже не президент — но разрушить в данном случае намного сложнее чем построить — и они по-прежнему стоят, указывая башкирам путь в светлое будущее. Башкирия от Пермского края отличается лесостепями в отличие от глухих русских лесов, хорошими дорогами более ухоженными населенными пунктами. Здесь уже почти все — из кирпича, из добротного красного кирпича — в то время как в Пермском крае многие дома бревенчатые и обшиты потемневшим от времени тесом. Почему так — никто не знает…
Взяв с собой двоих — наиболее сообразительных — Скворец рванул в Уфу. Никого не предупреждая… он имел связи среди русских организаций там, каждое действие вызывает противодействие и в Уфе русские организации были и в немалом количестве… когда слышишь на улице, как будут резать русских — только дурак будет сидеть на попе ровно и ждать этого. Потому люди были… а Скворец торопился, потому что знал: одно из двух. Либо точно такой же теракт произойдет в Уфе. Либо — организатор террора уйдет через Уфу, потом, наверное, через Казахстан и — ищи-свищи.
Ни то ни другое Скворца не устраивало.
Сидя в неприятно пахнущем искусственной кожей кресле китайского туристического автобуса, Скворец мрачно размышлял. Он не был наивным и мог кое-что оценить и сделать выводы. Он ненавидел в душе государство, ненавидел россиянскую власть, слабую, глупую, продажную, сиюминутную, равнодушную — и не понимал, почему на Центральном совете было принято решение не вступать в конфликт с властями, решать свои задачи, собирать силы, обучать людей, копить оружие — и при этом поддерживать государственность до тех пор, пока это возможно. Он бы счел это предательством — если бы не знал тех людей, которые приняли это решение. Предателями они не были, они не раз стояли за Россию и за русских с оружием в руках, они принимали летевшие в Россию пули — и тем самым они отличались от досужих "интернет-мыслителей", которым что водка, что пулемет — все одно с ног валит. Тем удивительнее было решение, которое приняли после долгих споров и с минимальным перевесом. Но — приняли.
А вот теперь — он понял. До селезенки проняло!
Дело в том, что среди нас — есть чужие. На самом деле чужие, они выглядят как мы, они могут говорить на нашем языке — но они совсем не такие как мы. Они среди нас и сколько их — неизвестно никому. Пока есть государство, пока есть хоть какой-то порядок — мы можем их останавливать. Но не будет государства — и они перекрасятся, выползут из всех щелей. Они ждут хотя бы минутной, хотя бы секундной нашей слабости — чтобы наброситься, напасть, отнять все что у нас есть. Они тоже хотят революции — чтобы сильные но глупые урусы в очередной раз перегрызлись из-за какой-то, никому не ведомой правды. А для них правда только в одном — есть свои, и есть чужие. И все. Больше — нет ничего.
21
Жить по Куршевелю, Куршевельское время — вставать в двенадцать — час дня и ложиться спать в пять — шесть утра следующего. Автор пробовал — голова как чумная, не получается так жить. Чиновников и олигархов наших пожалеть тут можно.