Затем — они на руках откатили самолет немного подальше, чтобы не дай Аллах не вспыхнуло от искры — топливом воняло, хоть нос затыкай и запустили двигатель. Двигатель работал…
Майор тщательно, как это и принято в арабских странах, по купюре расплатился. Если просто отдать пачку денег — можно быть уверенным в том, что потом ваш продавец скажет, что ему не доплатили и в пачке купюр не хватало. Вот такие тут были…
— Движение! Снайпер на вышке! — резко сказал Уилкинсон — я видел отблеск.
Твою мать…
Оскорбленный в лучших чувствах водитель заправщика — очевидно, как только отъехал — сообщил о подозрительном самолете охране. Или — Аллах знает, кому.
— Запускай двигатель! Готовься к взлету!
Впереди, в мутной дымке пыли было видно, как неизвестно откуда взявшийся там старый советской грузовик выруливает на рулежку…
— Готовность!
Лейтенант Уилкинсон — сосредоточенно собираю свою огромную винтовку, для удобства транспортировки она делилась на две части.
— Где они?!
Ударивший выстрел — видимо с башни — выбил бетонную крошку у самого самолета, почти у ног майора. Снайпер на башне был глуп и вместо того, чтобы стрелять в самолет, стрелял в людей. Если бы он вывел из строя самолет — судьба оставшихся на поле неверных была бы решена, вопрос был бы только в том, сколько правоверных они заберут с собой.
— Контакт! На два часа! Снайпер на башне! Тысяча!
Два автомата Калашникова, уже снабженные глушителями — единственное, чего нельзя купить на Востоке среди трофеев, купили американские, от Red Jacket — ударили по башне.
С тяжелым, глухим звуком ударила снайперская винтовка, их главный калибр.
Выехавший на полосу старый советский Зил занимался пламенем, дыма было все больше и больше…
Еще один выстрел Барретта. Было видно, как на башне, там, где был снайпер — брызнули осколки бетона и искры.
— Твою мать! Слева! Слева!
— Прикрываю!
Блестящий, золотистый, похожий на произведение искусства своими безупречно точными линиями патрон скользнул в патронник.
— Контакт! На дороге! Слева!
Капрал опер цевье винтовки на крыло, прицелился. Два старых пикапа, набитых боевиками "Аль-Каиды Арабского полуострова" — поднимая столбы пыли, неслись от аэропорта.
Винтовка снова жахнула — и на головной машине моментально провалилось внутрь стекло, от удара пули оно просто разлетелось, и набегающий поток воздуха вдавил осколки в кабину. Машина резко вильнула в сторону.
— Держи!
Джек протянул снайперу снаряженный бронебойно-зажигательными магазин. У каждого из членов группы — вдобавок к основному снаряжению был магазин для Барретта и коробка патронов к нему же — двадцать штук. Они не могли себе позволить оказаться без боеприпасов к своему главному калибру посреди Африки… или Арабского полуострова, твою мать.
Стюарт — наощупь вогнал магазин на место, дернул затвор, досылая патрон в патронник.
— Семьсот! Быстро приближается!
Винтовка бухнула — и на втором пикапе вздыбился капот, закрывая водителю обзор. Вверх ударил фонтан воды и пара — пуля разнесла радиатор и блок цилиндров.
— Прикрывающий! По машинам! Работай Башню!
Самолет медленно двинулся с места — пилоту, наконец, удалось справиться и со страхом и с машиной. Британцы бежали рядом с прыгающим на колдобинах рулежки самолетом, огрызаясь огнем. Рядом с аэропортом, с башней — суматошно палили стрелки. Здесь как в собачьей стае — все лают и ты лай.
У аэропорта что-то вспыхнуло — сильная, желтая, с черным дымом вспышка — бронебойно-зажигательная попала в бензобак и…
— Джо! Мать твою, Джо!
Майор выхватил пистолет, ткнул в затылок пилота.
— Стоп! Стоп!
Зил горел совсем рядом, дым от него — хоть как-то прикрывал их.
Джек — уже тащил упавшего на бетонку Джо к самолету. Майор — прикрывал огнем. Когда Джек начал передавать Томми в руки майора, тот сразу понял — дело дрянь…
Стю выстрелил — и бронебойная пуля разбила крупнокалиберный пулемет на пикапе. Вторая — попала в двигатель…
— Взлетаем!
Джо умер молча. Только, как они взлетели. Ничего не помогло — он просто перестал дышать, вот и все. Так бывает. Пуля русской снайперской винтовки — попала в него на излете, они сначала не поняли, куда имел. Потом поняли — в плечо, сверху вниз, бронежилет там не защищает тело. Когда они совершили посадку — у них на руках был уже труп…
Посадка прошла нормально, плоскости самолета были немного повреждены, пробоины были и в фюзеляже — но ни двигатель, ни баки самолета не были повреждены. Они сели непонятно где, пилот ориентировался по небольшому городу — долина, прикрываемая здесь горным хребтом, давала десятки возможных площадок для посадки.
Они расплатились с летчиком и он улетел назад.
Майор молча расчехлил небольшую лопатку — одну, больше у них не было. Остальные — взялись за ножи, рыхлить почти каменную, иссушенную солнцем, бесплодную и безводную почву…
Когда закончили, положили Джо в могилу и накрыли его маскировочной тканью — над могилой еще одного, сгинувшего в безвестном походе непонятно ради чего британского солдата — грянули семь почти бесшумных залпов. Нормально салютовать было нельзя — привлечешь внимание местных — а оружие тут есть почти у каждого. Здесь еще относительно цивилизованная территория, называемая Пунтленд, никем не признанное государство, живущее примитивным сельским хозяйством, пиратством, контрабандой и наркоторговлей.
Стюарт Уилкинсон взял координаты могилы по GPS, чтобы вернуться сюда потом и хотел что-то сказать — но майор жестом остановил его.
— Не надо, Стю. Не надо никаких слов. Просто мы потеряли еще одного товарища — и черт меня побери, если я понимаю, во имя чего.
Над могилой повисло тяжелое молчание.
— Притопчите все здесь как следует — наконец сказал майор — и замаскируйте. Не дай Господь, местные наткнутся и разроют. Живы останемся — вернемся, заберем и похороним по-человечески. Если нет… черт возьми, это не самое худшее погребение для парней нашей профессии. Я пойду в город, решу что-то насчет транспорта. Контрольный срок — завтра, восемь часов утра…
Неконтролируемая территория
Порт Харадере
26 июля 2015 года
Майор раздобыл небольшой пикап, японский, не китайский, хоть и старый. Непонятно как — то ли заплатил, то ли угнал — да никого это и не интересовало. Погрузив в него весь немудреный скарб, распределив дежурства — дежурный вынужден был стоять в кузове и глотать всю пыль местных дорог — они тронулись на юг…
Территория местная была не пустыней, но и не нормальной землей — глина, чертова африканская глина, кое-где с проблесками песка, но в основном глина, песок будет южнее. Гор здесь не было — холмы, чахлая, без листьев растительность и дорога. Точнее — несколько дорог, здесь никогда никто не ездил по одной той же дороге, опасаясь накликать беду — четверть века войны вытравили из душ людей все человеческое, тонкий слой цивилизованности сполз как обожженная пламенем кожа — и под ним проявилось все то, что составляло суть человека многие тысячи лет до Рождества Христова. Убей или будешь убит. Если тебя ограбили это плохо, если ты ограбил — это хорошо. Если тебе попался кусок — вцепись в него и грызи, никому не отдавай. Если навстречу идет человек и у него есть что-то ценное — присмотрись к немую Если он сильнее тебя — убегай, если равен силой — дерись, если слабее — сделай его своим рабом. Нормальная крестьянская африканская общинность здесь была успешно разрушена сначала итальянцами, потом местными — и тот строй, который был здесь сейчас представляя собой ту же общину, но в новом, кошмарном варианте. Полностью девальвировалось понятие труда, зато появилось рабство — теперь черные держали черных же рабов. Никто не хотел работать на земле — молодые люди из таких вот деревенек, сбившись в бригады по несколько человек, примерно одного и того же возраста, знающие друг друга с детства — уезжали от родных домов и подряжались либо пиратским главарям, либо исламским фанатикам, либо миротворцам — но те платили меньше всех и были мягкотелыми — не могли просто так убивать — потому на миротворцев работали те, кому не повезло в других местах. Кто-то подряжался на простую работу — кто по каким то причинам не мог убивать с автоматом в руках. Работали на примитивных фабриках (это в основном женщины, многие — рабыни) — разгружали в порту сухогрузы с гуманитаркой, мешки на которых написано "не для продажи" тут же везли на рынок. Понятие справедливости девальвировалось начисто, а единого общества, сомалийцев как общности — не было уже давно. Разбившись на большие и мелкие стаи — люди остервенело грызли всех, кто попадается — стараясь выжить.