— Куда именно? — спокойно уточнил отец.
— Не знаю. Куда пошлют. Я присоединилась к благотворительной программе!
— То есть ты хочешь променять карьеру социолога на скитания по Африке, я правильно тебя понял? Тебе это действительно надо?
— Да, надо! Кто-то должен что-то сделать для этих людей. Они не виноваты…
— Делайла — перебил ее отец — ты не права. Ты должна понимать, что люди там живут так не потому что у них нет другого выхода. А потому, что они сами выбрали такую жизнь. Когда ты бросаешь мусор на дорогу, а не в контейнер — ты делаешь выбор. Когда ты гадишь на дороге на глазах у всех, а не в туалете — ты делаешь выбор. Когда ты режешь другого человека просто за то, что он родился в другом племени — ты тоже делаешь выбор. Когда ты кричишь Аллах Акбар и выходишь на дорогу с автоматом, чтобы кого-то обстрелять — это тоже выбор. Вопрос не в том, виноваты они или нет. Они сами сделали свой выбор. И тебе нужно сделать свой. Ты так и будешь бунтовать против всего мира? Или, наконец, ты станешь взрослой?
— А взрослой — это смотреть на мир через оптический прицел и время от времени нажимать на спусковой крючок, так? — поинтересовалась дочь.
Ганнери-сержант не отреагировал так, как отреагировали бы девять отцов из десяти. Просто он очень любил свою дочь.
— Возможно и так. По крайней мере, это ответственность, которую я беру на себя.
— Ответственность?! Ты убиваешь этих людей и берешь на себя ответственность за них.
— Не за них, Делайла. Я беру ответственность перед свой страной, перед своим народом. И даже перед такими бунтарями как ты, хоть ты это никогда и не признаешь.
— В таком случае, к черту ответственность!
Дочь повернулась и гордо зацокала каблучками…
— Я тоже тебя люблю! — крикнул Бунт, хотя на душе кошки скребли.
Делайла не ответила.
Ганни тяжело вздохнул, провожая взглядом фигурку дочери… даже в том, как она шла, был вызов. Потом — достал телефон, набрал номер… этот номер он старался не набирать без лишней надобности. Нервы все же были не железными.
— Мардж — сказал он, дождавшись ответа — ты в курсе?
— Она только что была у тебя, да? — голос жены звенел от гнева и обиды. От обиды на то, что этот мир не смог ей дать, и он тоже не смог ей дать. И от гнева — на то же самое.
— Да, была.
— И что ты ей сказал?
— Если она считает это правильным, я ей ничем не могу помешать. Она уже взрослая.
— Черт бы тебя побрал! — зазвенела трубка — хоть раз ты можешь выполнить свои отцовские обязанности как надо? Тебе больше нечего было ей сказать?
— У вас что, проблемы с оплатой учебы? Я могу помочь, у меня есть деньги.
— У нас проблемы с тем, какого отца я выбрала для своей дочери! Она вся в тебя, упрямая как вол и верит в какую-то дерьмовую правду!
На стрельбище раздался залп — и нервы ганни Бунта не выдержали.
— Послушай меня, Мардж! Если бы ты не думала, что главной обязанностью матери для дочери является поиск отчима, может быть, этого бы и не было!
И нажал на кнопку отбоя прежде, чем волна ругани ворвалась в ухо.
Господи, как он мог выбрать эту женщину?! Когда это было? Как? Зачем? Женился он вскоре после второго Сомали… ему нужно было хоть какое-то живое существо рядом. Нужен был ребенок — потому что в Сомали он понял, что в любой момент может умереть, и за ним ничего не останется на земле. А развелся через пять лет — просто больше не было сил и подточенные войной нервы не выдерживали войны еще и дома…
— Проблемы, ганни?
Ганнери-сержант Бунт стоял с бокалом безалкогольного напитка и смотрел на луну. Он только в последнюю секунду услышал, как го босс, бывший морской котик — подошел к нему.
— Разберусь, сэр.
— Да брось, ганни. Я же все-таки сын пастора. Облегчи душу…
Ганни допил напиток. Сплюнул.
— Делайла собралась ехать в Африку. Бросила университет. На пятом курсе. Ты сам знаешь, что там сейчас творится.
— Знаю…
Кайл присвистнул…
— Что тут сказать. В узде ты ее все равно не удержишь. Удерживая ее, ты добьешься только того, что она будет ненавидеть тебя.
— Но при этом она будет жива.
— Не знаю, ганни. Не думаю, чтобы мой отец хотел бы, чтобы я стал тем, кем я стал, верно? У меня тоже есть дочери…
— Угу. И что ты будешь делать, если одна из них в пятнадцать лет притащит домой панк-рокера с хаером на голове во все цвета радуги, а? Вот скажи мне, папаша?
Кайл пожал плечами.
— Не знаю, сардж. Наверное, пристрелю этого панка… что еще тут делать остается.