Ответа от него не последовало. Анри метался в бреду, грудь его и руки блестели от пота, он срывал с себя одеяло и простыни.
— Я люблю тебя, чтоб ты провалился! Не смей покидать меня сейчас!
Не в силах утихомирить его, я, напуганная к тому же неистовой силой его судорожных движений, позвала Агнессу; мы с нею снова занялись тем же безнадежным делом: прикладывали мокрые холодные тряпки, поили больного настоем коры белой ивы в вине. Анри провалился в беспамятство. Мимоходом я заметила, как отросли его волосы, обычно коротко подстриженные. Всхлипывая, я откинула прядь с его лба.
Потом на короткое время заснула в приставленном к его ложу кресле, положив свои отекшие ноги на низкую скамеечку. Когда проснулась, уже рассвело, шея у меня затекла, плечи болели от неудобной позы. Я потянулась и поморщилась. В комнате стояла тишина…
С внезапным испугом я уставилась на распростертое на ложе неподвижное тело.
— Элеонора… — раздался чуть слышный шепот.
Анри пришел в себя, глаза его смотрели осмысленно и спокойно. Лицо исхудало до крайности, даже страшно было смотреть, но кожа уже не пылала от жара, не была липкой от пота. Мы встретились взглядами и долгую минуту не отводили глаз, не в силах найти слова: Анри был слишком слаб для того, чтобы говорить, а меня охватила странная робость. Ведь я хотела ему сказать так много!
Разве говорила я ему о своей любви? Нет.
Приласкала ли я супруга своего, только что вернувшегося к жизни? Тоже нет.
— Итак, вы очнулись и, похоже, вполне живы, — сказала я. — Да, и еще о времени. Вы знаете, сколько я здесь с вами просидела? Теперь я могу немного поспать.
— Я знал, что вы будете со мной, — хриплым голосом пробормотал Анри, едва ли не разучившийся говорить.
— А где же еще могла я быть?
Сердце мое затрепетало от радости.
— Когда я заболел… — проговорил он с трудом, будто тщательно подбирал каждое слово, — я хотел попасть сюда. — Он протянул руку, я взяла ее. — Я приказал привезти меня домой. К вам.
Я улыбнулась и почувствовала, как ровно и сильно бьется жилка у него на запястье.
— Вы дома. И теперь будете здоровы.
Больше нам нечего было сказать друг другу.
До тех пор, пока Анри не заговорил снова.
— Жоффруа здесь?
— Здесь.
— Велите ему прийти ко мне.
— Сначала вам нужно поесть.
— Мне нужно повидаться с Жоффруа.
Во мне снова вспыхнули ревность и раздражение оттого, что он был способен думать только об одном, но вслух я ничего не сказала. Как бы ни ослабел Анри, воля его была, как всегда, тверда. Я подавила вздох и покорилась неизбежному, понимая, что так дальше пойдет вся наша совместная жизнь.
— Я так поняла, что вы помирились.
— Да. Пусть лучше он будет со мной, чем станет сговариваться с Людовиком.
— Наконец-то вы снова заговорили как государственный муж, — криво усмехнулась я, испытав укол боли из-за того, что его мысли уже унеслись далеко, прочь от меня.
— Я этим живу, — вздохнул Анри. — Мне не помешала бы кружка пива, сударыня.
Я направилась к двери.
— Элеонора…
Я замерла, но не повернула головы.
— Возвращайтесь, когда я закончу беседовать с братом.
Вот теперь я обернулась — и улыбнулась ему в ответ.
— Хорошо, я приду.
Итак, явился Жоффруа, принесли пиво, и я оставила их обсуждать политические дела. Анри каким был, таким и остался.
Еще не начало светать. Кто-то настойчиво стучал в дверь моей опочивальни. Сейчас, на седьмом месяце беременности, мне не очень-то хотелось вставать, зато Анри, к которому силы вернулись удивительно быстро — после всех ужасов, которые он заставил меня пережить, — проснулся мгновенно, вскочил на ноги и схватил меч, пока я еще только начинала просыпаться.
После короткого разговора у двери он вернулся и стал поспешно хватать свои одежды при свете свечи, которую забрал у гонца.
— Чтоб им всем черт! — Он сердито пнул ногой сундук. — Элеонора! Просыпайтесь!
— В чем дело?
— Началось. Просыпайтесь!
Я села в постели, расслышав в его голосе и нетерпение, и скрытое волнение. Он уже натягивал сапоги, осыпая ругательствами пса, который проскочил в открытую дверь и стал ластиться к хозяину.