— Так что Григорий Иванович правильно сказал: вперед шашки ум посылай. Ум! Что это значит? А это значит, что бандиты мужику поют одни песни, а мы ему должны — напротив. Антонов мужика стращает нами, а ты ему покажи совсем наоборот. Они ему вранье, а ты ему — правду. Вот и пойдет у нас дело. А коль мужик узнает настоящую правду, ему и воевать будет не за что. Ведь так? За что он будет по лесам-то мыкаться? Вот и получится, — Борисов повернулся к Вальдману, — что шашкой ты зарубишь одного-двоих. Пусть даже десятерых. А словом, правильным словом и поступком ты разоружишь у Антонова сразу целый отряд. Полк! Чуешь? Да и другое еще надо понимать: сейчас весна, самое время работать…
— Сейчас день год кормит, — вставил Котовский. — Сейчас он не посеет — что зимой жрать станет? Он же понимает!
— Сами видели, — продолжал Борисов, — мужик к нам лезет жадно, гуртом. Он же слышал, прознал слухом, что есть какое-то постановление, а от него его скрывают. Ему антоновское вранье уже поперек горла стоит. Поэтому он и тянется к нам, тянется за правдой, и мы должны ему ее растолковать, как говорится, разжевать и в рот положить.
— Только не так, как некоторые тут, — заметил комбриг, выразительно глянув на Девятого. — Тоже мне — нашел где шутки шутить!
— Глотка есть — ума не надо, — не удержался торжествующий Вальдман.
Лицо Девятого побагровело. Ведь знал же, что комбриг, если только попадешь ему на заметку, не спустит, не забудет — не в его это правилах. Но понадеялся, что за делами, за важными заботами пронесет. Не пронесло, нашел-таки момент… Чувствуя жар на своих щеках, Девятый не поднимал глаз. Даже обидное замечание Вальдмана он пропустил мимо ушей.
— Думается, Григорий Иванович, — говорил тем временем Борисов, — ошибку мы дали, что оставили клуб дома. Пусть хоть газеты бы лежали, которых тут днем с огнем… Хоть человек бы какой сидел и людям отвечал.
Подняв сложенный газетный лист, Борисов показал его всем.
— Губернские коммунисты обещают нам всяческую помощь и поддержку. «Тамбовские известия» будут в каждом номере давать сообщения о борьбе с бандитизмом. Специально для крестьян, для села будет выходить газета «Тамбовский пахарь». Так что, товарищ Вальдман, война сейчас маленечко не та. Когда надо будет шашкой махать, мы знаем, ты не подведешь. Но здесь — и тебе об этом особо указали, упирай не на одну шашку. Не на одну.
Улыбкой, с какой комиссар произносил последние слова, самой интонацией он словно хотел сказать, что ценит и всегда ценил Вальдмана за лихость и отвагу, но — что делать? — времена меняются, воевать приходится по-новому.
Мало-помалу неразгаданный маневр Богуславского — а совещание начиналось под знаком общего недоумения, вызванного этим шагом, — уже не представлялся таким тревожным. В военном отношении мятежники могли еще не один раз удивить преследователей, однако если взглянуть на все увертки главарей восстания так, как это только что сделал комиссар, то все их маневры выглядят лишь отчаянными потугами затянуть сопротивление, продлить свое обреченное существование.
Усевшись на место, Борисов, остужая лицо, поднес ладони к щекам и что-то сказал Юцевичу на ухо, тот удивился, переспросил и задумался, прижав карандашом кончик носа. Хозяйственный Слива уже посматривал на дверь, торопясь к своим «машинам»… Пользуясь общим оживлением, комиссар полка Данилов счел подходящим напомнить о клубе — в череде неотложных дел о таком пустяке могли и забыть. Правда, он знал, что к клубным постановкам неравнодушен сам командир бригады. Как правило, Григорий Иванович, несмотря на занятость, не пропускал ни одного нового спектакля.