— Николай Евгеньевич, у нас мысль — остаться и после армии всем вместе. Разве мало брошенных имений на Украине? Демобилизуемся, выберем какое-нибудь и будем жить коммуной.
Разговор эту тему начальник штаба мягко отвел:
— Григорий Иванович, для этого еще будет время[1].
Узкая деревянная лестница вела на второй этаж. Здесь начальник штаба расстался с Котовским.
— Как Ольга Петровна? — спросил он неслужебным топом, затягивая рукопожатие. — Думаю, что скоро буду иметь удовольствие поздравить вас?
Котовский широко, простецки ухмыльнулся:
— Да никуда, выходит, не денешься, — такое дело!..
Со стола командующего до самого пола свешивалось огромное полотнище карты (на угол уже успел кто-то наступить — виднелся след). Котовский разглядел, что в стопке книг, которыми была придавлена разостланная карта, сверху лежали «Стратегия» Михневича и «Прикладная тактика» Безрукова. Валялся свежий помер журнала «Армия и революция» — этот помер Григорий Иванович видел недавно в руках комиссара Борисова. (Комиссар систематически читал все новое, свежее и требовал этого от других. Котовский сам слышал, как он втолковывал Глебу Поливанову: «Ты храбрей всех, но учти, что буржуи народ головастый и с ними одной храбростью много не навоюешь».)
Командующий удивил Котовского молодостью и какой- то неуловимой молодцеватостью в выправке, какая отличает гвардейцев. Как всегда при встрече с людьми, молодость которых совпала с революцией, Григорий Иванович испытал нечто похожее на зависть. Судьба была милостива к ним, — в октябре семнадцатого года они находились примерно в том возрасте, в каком он получил свой первый тюремный приговор.
Михаил Николаевич Тухачевский происходил из дворян Смоленской губернии. Офицер привилегированного Семеновского полка, он был, однако, в числе тех, кто с радостью воспринял октябрьский выстрел «Авроры». За плечами молодого офицера были фронт (шесть наград за храбрость), немецкий плен (четыре неудачных побега и заточение в крепость) и долгое возвращение на родину из-за границы. В Швейцарии, в Берне, по инициативе Владимира Ильича была создана комиссия содействия русским пленным. С помощью этой комиссии Михаил Николаевич, совершивший пятый, наконец-то удачный, побег из крепости, добрался домой: через Париж, Лондон, Норвегию, Швецию, Финляндию.
В Россию Тухачевский вернулся в разгар революционных событий. Чуткий к нуждам солдат, он пошел за партией, единственной из всех, кто защищал интересы фронтовиков (знание солдата было вообще «коньком» Тухачевского). Бывший гвардеец стал работать в военном отделе ВЦИК, плечом к плечу со Свердловым, Дзержинским, Подвойским, Антоновым-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко. Молодым военспецом заинтересовался Владимир Ильич. Результатом долгой беседы с вождем революции было назначение Тухачевского на Восточный фронт, командующим 1-й армией.
В короткий срок в тяжелых условиях сибирской зимы молодой командующий создал из разрозненных, плохо одетых и вооруженных полков боевую ударную армию. Бывали минуты, когда он сам появлялся в цепи атакующих с винтовкой в руках.
Разгром Колчака, победы над отборными офицерскими дивизиями Деникина и Краснова, наконец, Западный фронт. Как военачальник Михаил Николаевич Тухачевский занимал одно из первых мест в вооруженных силах молодой республики Советов.
Два месяца назад партия поручила Тухачевскому разгром кронштадтского мятежа. После воинского парада на Красной площади в честь участников боев с кронштадтскими мятежниками, после участия в работе X съезда партии Михаил Николаевич принял новое назначение — возглавить борьбу с мятежом Антонова.
За раскрытым окном с занавесками раздалось кряканье автомобильного гудка, Григорий Иванович узнал голос «роллс-ройса». Видимо, к машине сбежались изнывающие от любопытства ребятишки.
На правой щеке командующего, на припухшей родинке, виднелся свежий бритвенный порез, заклеенный бумажным клочком, — след утренней торопливости.
Устроившись с локтями на столе, разостланной карте, командующий снизу вверх, от стола, взглядывал на Котовского и задавал точные, конкретные вопросы. В бою под Шереметьевкой бандиты понесли огромные потери. Полагает ли Котовский, что повстанцы и в дальнейшем не станут считаться ни с какими жертвами?
Ожидая ответа, молодой, удивительно молодой, командующий дунул на карту и махнул рукой, сметая какой-то незначительный бумажный лоскуток.
На взгляд Котовского, Антонов сейчас в панике и, как всякий бандит, будет цепляться за малейшую возможность прожить лишний день. Чужие жизни для него никогда ничего не значили, а уж сейчас — тем более. Чего-чего, а крови эта публика не боится, — уркачи отчаянные…