Засим остаюсь,
– Писано в ноябре, – поднял Томас глаза на посланца. – Быстро ты, однако.
– Нынче время для Ордена на вес золота, – пожал плечами Филипп де Нантерр.
– Похоже на то. Тебе знакомо содержание этого письма?
– Никак нет. Посланцам дано было предписание, а затем розданы письма для вручения братьям-рыцарям. Вы в моем перечне пятый. После вас еще двое: один в Йорке и последний в Дании. Бог даст, на Мальту возвращусь до приближения врага.
– Понятно. А сколько вообще рыцарей созывается?
Во взгляде Филиппа мелькнуло отчаяние.
– Все.
– Прямо-таки все? – Томас расхохотался. – Брось, парень, не смеши меня.
– Сэр Томас, я уже сказал: время у нас на вес золота. Не пройдет и полгода – от силы год, – и Орден может быть полностью стерт с лица земли неверными.
Пылкость воображения у юношества была Томасу более чем знакома, но он из вежливости попридержал свое мнение при себе.
– В письме сказано, ты можешь сообщить мне обо всех деталях. Ну так давай, выкладывай.
Филипп отодвинул от себя миску.
– Минувшим октябрем наши лазутчики доложили, что у султана Сулеймана было совещание насчет стратегии грядущей кампании. И хотя на само совещание им проникнуть не удалось, они видели, как ко дворцу во множестве прибывают визири, флотоводцы и военачальники со всех оконечностей Оттоманской империи. Прибыли также посланники от Драгута и других пиратов, прежде всего берберских. Было ясно, что османы замышляют что-то небывалое по мощи, и всё на этот год. А потом градом посыпались донесения о том, что готовятся огромные запасы оружия, пороха и провианта. Горы зерна и солонины, сотни новых пушечных стволов на султанских литейнях. В Константинополь начали стягиваться его лучшие пушкари и инженеры. А затем пришли вести, что во всех бухтах вдоль Эгейского побережья скапливаются суда, а еще что в соседние лагеря прибывают колонны воинов и съезжаются сипахи[22]. – Филипп за столом подался чуть вперед. – Так что все ясно. Они думают напасть на Орден. И смести нас.
– Понятно, что они, безусловно, готовят на кого-то нападение, – по-прежнему с улыбкой сказал Томас. – Но почему на Мальту? И почему именно сейчас? Ведь у Сулеймана и без того полно хлопот. Причем не только с Мальтой. Боюсь, наш друг магистр хоть и велик, но чересчур уж поспешен с выводами.
– Да как вы смеете усомниться в его слове! – возмущенно хлопнул Филипп ладонью по столу.
– А ну тише, – понизив голос, строго поглядел на него Томас. – Я не допущу с собой разговора в таком тоне, тем более у меня дома.
Секунду глаза посланца гневно сверкали; казалось, он вот-вот набросится на Баррета. Но под хладно-стальным взглядом почтенного рыцаря, а также, может, и припомнив кое-что из рассказов о сэре Томасе (которые, не исключено, все еще гуляли по Мальте), он отвел взгляд на щербинки кухонной столешницы.
– Приношу свои извинения, сэр. Путь был долгий, я вконец утомился. А тут еще все эти думки… Я не хотел вас уязвить. Хотел лишь вступиться за честь моего хозяина. И… вашего.
– Понимаю, понимаю, – кивнул Томас. – Отрадно видеть, что ла Валетт по-прежнему вызывает у людей такое отчаянное чувство приверженности. Но все же почему он так уверен, что Сулейман собирается замахнуться своим кривым клинком именно на Орден? И почему сейчас, когда он вроде как изготовился нанести удар по христианству на Балканах? – Томас нахмурился. – Нападать на Мальту ему откровенно не с руки.
– Все достаточно ясно, сэр. Уже в самом начале своего владычества, сорок с лишним лет назад, Сулейман провозгласил себя «царем царей» и «верховным властителем Европы и Азии». А потому в мыслях у него извечно было подмять под себя все христианские страны и обратить их подданных в магометанство. Теперь же, чувствуя, что стареет, он боится, как бы не протянуть ноги раньше, чем эти его замыслы осуществятся.
– Все это похоже на фантазию, – сказал Томас с улыбкой. – Собственная военная выслуга позволяет мне сказать: этот замысел просто неосуществим. Султану, если он в своем уме, такое и в голову не может прийти.