– Эй! Поди-ка сюда на словцо.
Томас, выпрямившись, скрестил на груди руки. Не дождавшись простолюдина, всадник рысцой двинул свою лошадь по снегу, взбивая белые султанчики пороши. Остановился он в десятке ярдов от Томаса; из конских ноздрей курчавыми струями вырывался пар.
– Скажи мне, – вполне мирно обратился гонец, – это имение Барретов?
– Оно самое.
Всадник облегченно выдохнул и мягко спрыгнул с седла на снег, одной рукой по-прежнему держась за поводья.
– Уф-ф. От Лондона скачу чуть ли не с рассвета, – с неудовольствием сообщил он. – У Бишопс-Стортфорда свернул куда-то не туда. Битый час уже плутаю, а на дороге считай что ни души – хоть у лис спрашивай! Никто толком не знает, как к вам проехать.
– Мы тут как-то особняком живем, – пояснил Томас. – Чем меньше гостей, тем лучше.
Тон его был ровным, однако гонец нахохлился и посмотрел довольно заносчиво.
– Так дома ли твой господин? Мне сказали, он последние несколько лет что-то редко вылезает из своего захолустья.
– Это так, – кивнул Томас.
– Он у себя? – Гонец надменно поднял подбородок. – А то мне тут с тобой рассусоливать некогда: как только выполню поручение, надо сразу поспешать в Лондон.
– Господина в доме пока нет. А что у тебя к нему?
– Мне велено говорить непосредственно с ним, а не с челядинцем.
– Ну так говори.
Гонец насупился, но тут до него дошло, что к чему, и он моментально согнулся в раболепном поклоне.
– О, тысяча извинений, сэр! Разве ж я знал!
– Так отчего же смотришь на людей, как на шваль?
Гонец с озорным лукавством указал на простецкое одеяние Томаса.
– Обличие у вас, сэр, вы уж извините, не господское. Ну, я и пришел к умозаключению…
– Заключению-злоключению… Ты всегда о людях судишь по одежке?
– Сэр, я… Я могу лишь принести свои глубочайшие извинения.
Томас ожег гонца взглядом, под которым тот потупился. Хотя, казалось бы, что за грех? Ну, ошибся человек, так ведь без злого умысла. И извинился учтиво. Но отчего-то поедом ела досада. И сам вид этого дворцового прихлебателя, и все его повадки – плоть от плоти королевского двора и его окружения. Как там у алхимика Трисмегиста: «Каково вверху, таково внизу». Внешность человека – всё, а внутренняя сущность – так, приложение. Досадно и противоречит истинному предназначению людей и мира. А тут еще чуть ли не второй на дню непрошеный визит – это ж любое терпение лопнет.
– Ладно, брось. Так что там, говоришь, за новости?
– С вашего позволения, сэр, прошение о визите, – сказал гонец, на этот раз самым почтительным тоном. – От моего господина, сэра Роберта Сесила. Он просит прибыть к нему в Лондон, в его дом на Друри-лейн, завтра, к шести часам пополудни.
– Просит, говоришь? А если я откажу?
У гонца забегали глаза и слегка отвисла челюсть; он как будто не понял, что воле его хозяина можно хоть в чем-то прекословить, даже в мелочах. Перед ответом он нервно сглотнул:
– Насчет отказа на его просьбу у меня, сэр, э-э… указаний нет.
– Жаль, – пожал плечами Томас. – Значит, ты до меня доводишь не просьбу, а повеление. То есть мне вменяется просто там быть, и точка… Ладно, передай своему хозяину, что буду. К назначенному времени.
– Слушаю, сэр!
Томас на секунду задержал на нем взгляд. Бедняга провел в седле полдня, на холоде, а в столицу вернется уже по темноте. Городские ворота будут уже на запоре, ночевать придется где-то за стенами, на постоялом дворе. Надо бы по доброте душевной позвать его в дом перекусить, отдохнуть перед дорогой. Как тому заезжему французу. Но сносить это столичное высокомерие… Да еще второй визитер на дню… Словом, Томас не двинулся с места.
– Ну, все, – развел он руками. – Послание твое я выслушал. Больше тебя не держу.
– Мое почтение, сэр, – кивнул гонец, видимо тоже желая поскорее скрыться с глаз. Ухватив рукой луку седла, одну ногу он сунул в стремя, но попытка вскочить на лошадь не удалась: занемевшие от холода ноги плохо слушались, и он соскользнул обратно на землю. Тогда Томас, решительно подойдя, ухватил бедолагу и с раздраженным кряком водрузил его на седло сам.
– Благодарю вас, сэр.
Томас напутственно кивнул. Гонец, дернув поводьями, повернул лошадь и, дав ей стремена, послал рысцой – через двор, под свод въезда, и с мягким постукиванием набирающих резвость копыт дальше, на дорогу, с глаз долой.
Постояв с минуту, Томас развернулся и пошагал домой, на ходу выкликая:
– Джон! Джо-он! Где тебя черти носят?
– Иду, сэр! Спешу! – приглушенно раздалось со стороны кухни. Боковая дверь распахнулась, и старикан выкатился наружу, отирая с подбородка крошки.