Да, конечно, трудно сказать, что, живя с Поппеей, император сделал правильный выбор (тем более в свете того, что происходило теперь). Он, выбор, не мог быть правильным, но уж, во всяком случае, отвечал естеству Нерона, его артистической натуре. Никий вполне сознавал, что Нерон оказался посредственным актером, но что может значить игра на подмостках перед игрой в жизни — настоящей, блестящей игрой? Конечно, кровавой, но и в этом был свой артистизм.
Отдавшись таким своим размышлениям, Никий задремал только под утро. Нерон сам растолкал его:
— Проснись, да проснись же, Никий! Ты слышишь?!
Никий вскочил, оглядываясь по сторонам и ничего не понимая спросонья.
— Вот, вот! Слышишь? — Нерон показал рукой сначала на дверь, потом на окно.
— Да, да,— пробормотал Никий еще до того, как что-либо понял.
Наконец он услышал — даже прислушиваться не было необходимости — в дверь стучали, а за окном стоял шум толпы и грозные выкрики.
— Это они,— дрожащим голосом выговорил Нерон, прячась за полог ложа. Он был в ночной рубашке, мятой и грязной, нечесаные волосы торчали в разные стороны и блестели от пота.
Стук в дверь делался все настойчивее — так не принято стучать в покои императора. Переглянувшись с Нероном, Никий на цыпочках подбежал к двери. Некоторое время слушал стук, будто по его характеру и силе что-то хотел понять, наконец, собравшись с духом, спросил:
— Кто?
И услышал голос начальника преторианских гвардейцев, просивший немедленно отворить:
— Срочное сообщение для императора!
Никий оглянулся, Нерон отрицательно помахал рукой, прошептав в страхе:
— Нет, нет, не открывай!
Но Никий, повинуясь своему внутреннему чувству, протянул руку и отодвинул щеколду. Дверь тут же распахнулась, и в нее не вошел, а ворвался начальник преторианских гвардейцев, едва не задев Никия своим мощным плечом. Никий сразу же запер за ним дверь, успев разглядеть в коридоре испуганные лица жавшихся друг к другу слуг.
Сердито топая, начальник преторианцев приблизился к Нерону. Тот осторожно вышел из-за полога, все еще держась за его край рукой.
— Принцепс,— громко произнес начальник,— толпу унять не удалось, беспорядки приняли угрожающий характер!
Нерон растерянно и испуганно смотрел на него, вряд ли хорошо понимая смысл того, о чем ему докладывал начальник. А тот стал распространяться о принятых мерах, о том, что народ слишком возбужден, что сметены все статуи Поппеи и на их место поставлены статуи Октавии и что есть только два пути прекратить беспорядки: или уступить, или обрушить на толпу все имеющуюся в Риме военную силу. Еще он добавил, что солдат в Риме недостаточно, а чтобы призвать дополнительные легионы из провинции, требуется время, которого тоже нет.
— Так что же делать? — после долгого молчания произнес наконец Нерон.
— Я полагаю,— твердо заявил начальник преторианцев,— нужно уступить.
— Да, да, уступить,— кивнул Нерон,— но я не понимаю, что это значит. Уступи, если это нужно.
Лицо начальника преторианцев побагровело от напряжения, когда он сказал:
— Но я не могу этого сделать, это должен сделать ты, принцепс!
— Я? — удивился Нерон и повторил, ткнув себя пальцем в грудь: — Я?
Начальник преторианцев оглянулся на Никия, во взгляде его были досада и раздражение.
— Да, принцепс,— сказал он,— только ты можешь решить это!
— Но что, что решить? — воскликнул Нерон едва ли не жалобно.— Я не понимаю, не понимаю!
Начальник преторианцев снова посмотрел на Никия, и тот, вздохнув, сказал:
— Он хочет, принцепс, чтобы ты изгнал Поппею.
— Изгнал Поппею,— поморщившись, выговорил
Нерон и, указав пальцем на начальника преторианцев, спросил Никия: — Это он хочет этого?
— Этого хочет римский народ, — не скрывая раздражения, проговорил начальник и, указав на окно, добавил: — Разве ты не слышишь, что они кричат?!
Все трое повернулись к окну. Шум толпы на площади сделался слышнее: «Долой Поппею! Смерть Поппее! Слава Октавии!» — кричали там.
— Какое им до этого дело? — пробормотал Нерон, с надеждой взглянув на Никия.
Никий только пожал плечами и развел руки в стороны.
— Я думаю...— нерешительно начал он, но голос Поппеи прервал его:
— Об этом будет думать только Нерон!
Поппея появилась незаметно (ее комната была смежной с комнатой Нерона), стояла прямо, гордо приподняв подбородок. Она была одета в парадное платье со множеством украшений.
Все трое молчали, неподвижно глядя на нее. Она подошла, медленно и уверенно выговорила, величественно взглянув на начальника преторианцев:
— Это может решить только император Рима! Я хочу, чтобы нас оставили одних!
Начальник преторианцев посмотрел на Нерона, тот на Никия, потом на Поппею.
— Оставь нас! — сказала она и, повернувшись к Нерону, бросила, энергично взмахнув рукой: — Прикажи ему!
— Да, да,— пробормотал Нерон, виновато улыбнувшись,— выйди пока.
— У нас уже нет времени, принцепс! — сказал начальник, но, не дождавшись ответа императора, круто развернулся и быстро вышел, хлопнув дверью.
Никий тоже направился к двери, но Поппея остановила его:
— Ты можешь остаться! — И, обернувшись к Нерону, спросила: — Ну?
Нерон отвел глаза, стоял жалкий, нерешительный, что особенно было заметно на фоне нарядной и уверенной Поппеи. Она подошла к нему вплотную:
— Ты должен решить!
— Но, дорогая,— он отступил на шаг, кивнул в сторону окна,— что же я могу сделать?
Презрительно фыркнув, Поппея отошла и села в кресло, держа спину прямой и сложив руки на коленях. Помолчав, пристально взглянула на Нерона, сказала:
— Дело не во мне, а в тебе, Нерон. Я могу уйти из дворца и никогда сюда не возвращаться. Мне нужен был ты, а не власть в Риме, но мне противно смотреть, как ты теряешь ее. Не меня, Нерон,— я всего лишь женщина,— а власть!
— Что ты имеешь в виду?! — вскричал Нерон, взмахнув рукой (жест был грозный, но голос прозвучал жалобно).
— Если ты сейчас уступишь толпе,— ответила Поппея спокойно,— то ты уже не император Рима. Разве кто-нибудь смеет указывать тебе? Разве кому-нибудь позволено вмешиваться в частную жизнь принцепса? У тебя нет выбора, Нерон, это вопрос власти, а не престижа!
Проговорив это, она встала и вышла из комнаты: прямая, спокойная, только, может быть, чуть бледнее обычного. Нерон некоторое время смотрел на дверь, в которую она вышла. Когда он повернулся к Никию, это уже был другой Нерон — мятая сорочка и растрепанные потные волосы тут уже не имели никакого значения.
— Помоги мне одеться, Никий,— произнес он так, что Никий только коротко кивнул и побежал за одеждой.
Когда начальник преторианских гвардейцев, приглашенный Никием, снова вошел в комнату, он уже не топал сердито, а остановился у дверей, ожидая, когда император обратит на него внимание. Нерон, одетый и причесанный, равнодушным взглядом смотрел в окно. Медленно повернул голову, с прищуром посмотрел на начальника преторианцев. Тот почтительно поклонился, не решаясь подойти.
— Сколько их убили сегодня? — спросил Нерон, ткнув пальцем в окно.
— Солдаты не трогали их,— растерянно ответил командир преторианцев.— Я ждал твоего приказа. Кроме того, принцепс, толпа слишком возбуждена. Они громили статуи, я думал...
— Ты думал,— перебил его Нерон,— что громить статуи возлюбленной римского императора вполне допустимое дело? Я правильно тебя понял?
— О, принцепс, я только хотел сказать...
— Ты много говоришь,— снова перебил его Нерон.— Это хорошо для претора в суде, но не для начальника моих гвардейцев. Разве ты не знаешь, как поступают с теми, кто оскорбляет императора, угрожает спокойствию Рима? Разве это не преступление, а эти люди не преступники? Отвечай!