Они прошли по Сарцано, а затем поднялись по крутым улицам, ведущим к Сан-Лоренцо и герцогскому дворцу. Хотя грабителей не было больше видно, город бурлил, и путь Просперо лежал по шумным улицам, запруженным людьми, двигавшимися в том же направлении, в гору.
По мере продвижения к нему присоединялись и другие группы, возвращавшиеся с аналогичных заданий. Одной из них командовал Каттанео. Когда они добрались до Сан-Лоренцо, с ними было уже полторы сотни человек. Они образовали довольно плотный отряд, сопровождаемый благосклонными взглядами граждан побогаче и проклятиями бедноты, обиженной на учиненные репрессии и грубость.
Методы Дориа были мягче. В то время как Просперо разбил пятьсот солдат на подразделения по двадцать пять человек в каждом, чтобы дубинками принудить грабителей к порядку, адмирал выстроил двести человек в цепь через половину города, затем выслал четыре команды, по сотне в каждой, бить в барабаны и трубить в трубы, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы обратить грабителей в бегство. Подонки из черни отступили в свои трущобы, а французские мародеры Фрегозо, по возможности без сопротивления, отправлялись в части, расквартированные в бараке напротив Каппучини, к которым они были приписаны. Таким образом Дориа обезопасил себя от негодования, объектом которого стал Просперо, ведший свою растущую армию к герцогскому дворцу.
Там, на площади перед дворцом, он обнаружил столь плотную толпу, что пробиться сквозь нее казалось практически невозможным. Двойная цепь копейщиков из провансальских отрядов Дориа была выставлена перед дворцом, чтобы сдерживать натиск горожан, а с балкона над широким порталом чей-то громкий голос призывал к тишине и вниманию.
Взглянув поверх волнующегося моря голов, Просперо узнал в говорившем седобородом пожилом крупном человеке Оттавиано Фрегозо, который был дожем, когда Генуя в последний раз находилась в руках французов. Сердце Просперо сжалось от дурного предчувствия, ибо если герцогский плащ, в который Оттавиано был сейчас облачен, что-либо и означал, то только одно: с возвращением французов ему было возвращено и герцогство. Слева от него стоял его кузен Чезаре Фрегозо, справа возвышалась величественная фигура Андреа Дориа.
Затаив дыхание, чтобы не пропустить ни единого слова, могущего объяснить сие дурное предзнаменование, Просперо слушал цветистые фразы: Оттавиано расписывал, как мессир Андреа Дориа, первый гражданин города, отец своего народа, пришел в Геную, чтобы освободить ее от иноземных супостатов. Лигурийская республика больше не должна платить подати на содержание императорских армий в Италии. Испанские оковы сброшены. Под великодушной защитой короля Франции Генуя впредь будет свободной, и за это великое благодеяние благодарить нужно мессира Андреа Дориа, этого льва морей.
Тут он сделал паузу, как актер, вызывающий аудиторию на аплодисменты, и толпа тотчас же взорвалась криками: «Многая лета Дориа!»
Сам Андреа поднял наконец руку, чтобы восстановить тишину и дать Оттавиано Фрегозо возможность продолжать.
Тот перешел к более конкретным и немедленным выгодам, принесенным происшедшими событиями. Грузовые суда с зерном уже разгружались в порту, и хлеба должно было хватить на всех. Люди его кузена Чезаре гнали скот на убой, и голоду, от которого страдали генуэзцы, вскоре будет положен конец. Вновь прокатился гром оваций; теперь толпа вопила: «Многая лета дожу Фрегозо!»
Затем последовали уверения Оттавиано в том, что людские страдания не останутся безнаказанными. Те, кто повинен в перенесенных лишениях, должны быть привлечены к ответственности; тех, кто без зазрения совести довел Геную до голода, чтобы удержать ее под пятой иноземных завоевателей, нужно немедленно судить. С грубым красноречием описывал Оттавиано злодеяния людей, доказавших, что они не любят родину, ввергнув город в беду. Он довел себя до такой степени исступления, что вскоре заразил им и многочисленную аудиторию. Ответом ему были свирепые выкрики: «Смерть Адорно!», «Смерть предателям республики!».
Просперо, пришедший в ужас от скрытого подтекста этой речи и выкриков толпы, вышел из оцепенения, лишь когда кто-то принялся дергать его за рукав и шептать на ухо:
– Наконец-то я вас нашел, Просперо. Я искал вас более двух часов.
Рядом с ним, пыхтя и отдуваясь, стоял Сципион де Фиески.