В некотором отдалении возвышался павильон, тоже из белого сверкающего мрамора, миниатюрный храм с куполообразной крышей, поддерживаемой колоннами. Над ним в вечернем небе вились голуби. Живая изгородь из деревьев и кустов окружала павильон. Темно-зеленый лимон, серо-зеленая айва, усыпанные алыми цветами ярко-зеленые гранаты.
Но чувствовалось, что никто не заботится об этой изумительной красоте. Желтая от солнца трава буйно разрослась на лужайках, у живой изгороди очень неряшливый вид, опавшие листья и засохшие лепестки гнили на неубранных дорожках.
Слабый звук, раздавшийся за спиной, привлек внимание Просперо. Он оглянулся и узрел, как он потом рассказывал, самое прекрасное видение этого сада. Оно спокойно и неторопливо приближалось к нему по неухоженной лужайке, не проявляя ни удивления, ни страха, ни каких-либо иных эмоций.
Это была женщина довольно высокого роста; ее серебряное парчовое платье, украшенное широкими черными арабесками, поражало своим почти траурным великолепием. В тонких руках, затянутых в белые перчатки с серебряной бахромой, она держала маленькую шкатулку, отделанную золочеными столбиками, между которыми была изображена какая-нибудь сценка. Темно-каштановые волосы на небольшой головке девушки были столь искусно уложены, что, казалось, они образовывали шапочку внутри покрывавшей их усеянной жемчугом сетки. Жемчугом была усеяна и шаль, наброшенная на белые плечи, и небольшая меховая накидка, и даже кисточки ее оторочки. Из широко расставленных темных глаз, казалось, струилась печаль. Чуть пухловатые губы были немного бледны.
Просперо и предположить не мог, что это была та самая дама, которую он встретил здесь год назад. Несмотря на то что ее нельзя было забыть, ей не нашлось места в его памяти. Никто не мог сказать, что она некрасива, но никто не видел в ней ничего неземного, только Просперо. Ее очарование было плодом внутренней одухотворенности, отражавшейся в грустных глазах и сквозившей в непринужденной, спокойной манере держаться.
Даму сопровождала служанка, пожилая женщина в черном, стоявшая, будто часовой, у края лужайки сложив руки.
Голос женщины звучал ровно и глухо:
– Вы избрали необычный способ войти сюда. Или вы свалились с неба?
– Возможно, и так. – И хотя на ее губах появилась слабая улыбка, глаза стали еще более печальными.
– Не стоит так опрометчиво кидаться в неизвестность. Особенно сейчас. Что вам здесь нужно?
– Убежище, – искренне ответил он. – Я спасаюсь от гибели.
– На все воля Божья. Бедняга. В этом доме чума.
– Чума?
Ей показалось, что в его глазах мелькнул ужас, но, когда Просперо снова заговорил, она поняла, что ошиблась.
– Но ведь не вы. Лишь бы не вы. Чума не посмеет прикоснуться к вам.
– Вы думаете, она выбирает? Может быть. Но я переболела чумой. И я снова здорова. Однако, возможно, я еще не в полной безопасности. Здесь все кругом заражено.
– Пускай, – сказал Просперо. – Ничто не заставит меня пожалеть, что я попал сюда.
– Может быть, и пожалеете, если вы пришли сюда, чтобы спасти свою жизнь.
– Я спасен, – заявил он в ответ.
– Очень возможно, что вы умрете завтра, – возразила дама.
– Не важно. По крайней мере, я проживу еще один день.
– Мы играем словами, я полагаю, – сказала она с невозмутимым спокойствием. – Может быть, вы думаете, что я шучу, чтобы наказать вас за непрошеное вторжение, и отвечаете мне в том же духе?
– У меня и в мыслях не было шутить, мадам.
– Ну что ж, хорошо. Здесь нет места веселью. Давайте отбросим наши маленькие уловки.
– Я никогда не отличался изворотливостью, – заверил он ее, но женщину не интересовали слова. Она пристально смотрела ему в лицо, и ее глаза утратили выражение холодного спокойствия.
– Мне кажется, я вас знаю, – сказала она наконец.
Это испугало его. Что это могло означать? Неужели он был так ослеплен яростью в тот день год назад, что и впрямь не разглядел ее?
– Кто вы? – спросила женщина.
Высокий, очень стройный, он стоял перед ней в пышном наряде из черной парчи, отороченном соболем. Яркий плащ Ломеллино остался у «Мерканти».
– Мое имя Просперо Адорно. К вашим услугам.
Эти слова нарушили ее сверхъестественное спокойствие. Глаза женщины расширились. Однако голос звучал ровно, как и прежде: