– Sia scorre! – громоподобным голосом проревел Ландо. – Поворачивайтесь!
Но ни один из рабов не встал и не повернулся, чтобы сесть лицом к носу корабля. Большинство этих несчастных, доведенных до изнеможения безумной гонкой последнего часа, просто перестали грести и свалились у весел, тяжело дыша. Только самые сильные смогли дотянуться до ведер с водой, чтобы утолить жажду.
Надсмотрщики смотрели на капитанов в ожидании приказа; капитаны – на галеру Ландо. Ландо с тяжелым сердцем поднялся на корму, чтобы оценить, насколько угрожающе его положение. Команда не готова тотчас же вести корабли вперед. Никакие телесные наказания не смогут вернуть силы изнемогшим рабам, пока они не отдохнут, а поставить паруса было невозможно из-за встречного ветра. Шесть галер против его шести. Пройти вперед они, конечно же, ему не позволят, а раз он не мог двигаться немедленно и без боя, транспортные корабли неминуемо достигнут гавани. И Ландо понял, что это уже неизбежно. Его охватило бешенство. Оставалось только отомстить, уничтожив императорского капитана, так коварно перехитрившего его и покалечившего почти половину его флота. Но прежде чем думать об этом, надо дать отдых своей команде, что с отчаянными усилиями гребла на огромной скорости, делая по тридцать гребков в минуту. И если теперь неприятель решится на атаку, он не сможет дать достойный отпор. Адмирал отдавал себе в этом отчет.
– Подать вина, – приказал он дрожащим голосом. Его мертвенно-бледное, обрамленное черной бородой лицо исказилось.
Надсмотрщики и их помощники быстро забегали по палубе с наполненными вином мехами и кружками.
Однако Просперо не выказывал желания продолжать бой. Транспортные корабли уже были под защитой Позилипо, и он без колебаний оставил поле битвы за противником, поскольку выполнил поставленную задачу и победа была на его стороне.
Поэтому он отдал приказ развернуться и держать курс на Неаполь, захватив с собой три трофейные галеры и обязав своих матросов и надсмотрщиков приглядывать, чтобы гребцы налегали на весла. Решись Ландо преследовать Просперо, маловероятно, чтобы он смог настичь капитана раньше, чем тот доберется до гавани. Но если бы Ландо сделал это и стал слишком настойчиво теснить Просперо, тому хватило бы времени решить, стоит ли возобновлять боевые действия.
Но Ландо не пустился в погоню, и поэтому сразу после полудня Просперо проследовал за транспортными кораблями в гавань, чтобы удостоиться такой овации, какая нечасто выпадает на долю моряка. Его приветствовали не только люди, что выстроились на берегу и толпились на молу, привлеченные слухом о прибывающем подкреплении, но и экипажи транспортных кораблей, стоявших там на якоре. В то время когда их капитан проплывал мимо во главе развернутого строя возвращающихся домой галер, их экипажи выстроились вдоль фальшбортов и во весь голос прославляли его. Он причалил к молу у башни Святого Винченцо, охранявшей шлюзы рвов с водой; и здесь поджидавший его, чтобы оказать радушный прием, принц Оранский по-братски заключил Просперо в объятия, в то время как голодный люд с неистовым воодушевлением приветствовал героя, доставившего им продовольствие.
Но в сердце Просперо, как он рассказывал после, не было ликования. Его мысли все время возвращались к Джанне. Если бы она принадлежала ему, он мог бы положить славу к ее ногам и этот триумф был бы гораздо ценнее победы. Но ей, самой желанной из всех живых существ, больше не было места в его жизни. Просперо выбрал честь, пожертвовав любовью, и теперь это обернулось против него, ибо он убедился, что честь без Джанны не имеет смысла.
Молодой вице-король не скупился на выражения восторга:
– Невиданный доселе образчик исполнения своего долга. Отправиться с шестью галерами и вернуться с девятью, нанеся поражение флоту, вдвое превосходящему вас численностью! Этим можно гордиться. Искусство, с которым вы использовали остров, говорит о том, что вы знаток своего дела. Отчет о битве порадует императора, и я расскажу ему все. Это будет полезно нам обоим. Что касается меня, то я заработаю похвалу, что выбрал вас для этого трудного предприятия.
Глава XII
Воздаяние
Слова, которые принц Оранский произнес в тот день, до исхода сентября были на устах всего света. А потом история о короткой морской битве в проливе Прочида, приукрашенная рассказчиками, распространилась за пределы Италии; она пересекла Альпы, достигла ушей императора в Мадриде и отложилась в его памяти как единственная светлая весть в море мрачных сообщений, приходивших из Италии. Мать Просперо услышала эту историю во Флоренции и преисполнилась гордости за сына. В Генуе, всегда завидовавшей Венеции, народ обрадовался, что на сей раз герой был генуэзцем. Победа Просперо принесла роду Адорно уважение и еще больше разожгла неприязнь к семейству Дориа, ибо все помнили, что именно оно являлось вдохновителем изгнания семьи Адорно. В течение нескольких дней Генуя требовала их возвращения. Весть обрадовала состоявшего при императорском дворе дель Васто и разозлила Филиппино Дориа в Леричи. Теперь ему было бы еще труднее выставить счет Просперо. А долг между тем рос. Когда Андреа Дориа услышал, что Просперо был прикован к веслу, он тотчас же с яростью набросился на племянника.