Когда я очнулся, море больше не шумело. Ах, да, меня всё же вытащили на берег рыбаки… а Филипп долго бессильно ругался. Я и не знал, что старик умеет так. Помню ещё, я пытался что-то сказать, но изо рта очень больно рванулось что-то обжигающее и солёное…
Попытка заговорить снова принесла несказанные страдания. Меня вырвало, но сознание прояснилось. Филиппа не было, он давно уже мёртв. А я лежал в незнакомой комнате римского дома и сжимал рукоять меча. Кто положил меч на ложе? Зачем?
Надо мной склонился человек, и я понял, что всё-таки брежу. Потому что он не изменился ни на день с тех пор, как я видал его в Риме. А прошло уже двадцать лет.
Сознание пыталось составлять осколки реальности, а она вновь ломалась, обращаясь в сон. И мой меч, погибший в Аквинке, снова был при мне, и от этого было неожиданно хорошо.
Человек что-то сказал, но я не разобрал. Кажется тогда, много лет назад, когда пришёл к нему за оружием, я и не слышал его голоса. И сам тоже почти не говорил, я изображал дикого германца, это было немое знакомство. Но он всё-таки что-то понял обо мне, потому что откованный им меч не был оружием в обычном смысле слова…
Я с трудом разлепил губы:
- Это ты призвал меня к служению?
Он был бог, теперь я это точно знал. Наверное, я даже мог бы вспомнить, как его зовут, этого кузнеца со строгим красивым лицом и руками художника. На среднем пальце перстень из железа с простым камнем… я должен был знать имя… я же помню про перстень…
Нет, он не разобрал мои слова, склонился ещё ниже, и тут меня сотряс мучительный приступ кашля. Рот наполнился кровью, от резкой боли в груди вновь потемнело вокруг.
Тут призрак прошлого неожиданно обрёл плоть. Он приподнял меня сильными руками, заставляя сесть.
- Ты должен подняться, Визарий. Подняться и ходить. От этого сейчас зависит твоя жизнь.
Так я впервые услыхал его голос. Голос был негромкий, глуховатый. Так говорят те, кто привык больше молчать.
А потом другой голос - глубокий и яркий, удивительно знакомый - отчётливо произнёс:
- Пойдёт, Метос, ещё как пойдёт! Или я не знаю этого парня.
Да, Эрик, наверное, ты меня знаешь, хотя нашё знакомство было недолгим! Ты тоже призвал меня к служению, и мне только чудом удалось выполнить то, чего ты от меня хотел. Теперь ты хочешь, чтобы я пошёл?
Я должен подняться, чтобы иметь возможность дышать. Потому что палач переломал мне рёбра. И если я не встану, то задохнусь. Я много раз видел, как от этого умирали люди, изувеченные куда менее моего.
Как ни хотел этого Прокл, кажется, я не отрёкся от своей странной судьбы. И боги пришли ко мне на помощь…
*
- Ты каждый раз будешь с этим ко мне приставать? – спросил Метос. У него была странная особенность: когда улыбались губы, глаза оставались печальны. А порой улыбались только глаза. Как теперь. Я и не думал, что Бессмертные так любят дразниться.
Он не ответил на мой вопрос тогда, в первый день, поэтому я повторил его снова.
В тот первый день я всё же встал на ноги. И ноги меня не удержали. Удержал Эрик, неудобно перехватив поперёк груди. И я снова ушёл в небытие…
Позже, не знаю сколько времени спустя, когда реальность вернулась, Метос сменил тактику врачевания. Он больше не пытался заставить меня ходить. Теперь я должен был просто сидеть. Держаться вертикально, чтобы могла отдохнуть раздавленная грудная клетка. Мне приходилось упираться руками, это тоже причиняло боль, но всё же меньшую, чем кровавый кашель, который начал раздирать лёгкие. И это было началом конца. Я сам это хорошо понимал. Но мои спасители не собирались сдаваться.
Метос оказался не только кузнецом. Он был сведущ в лечении. Когда я заметил это, он сказал:
- Опыт показал, что медицине стоило научиться.
Да, у него в этом смысле богатый опыт. Даже неловко вспоминать о своих болячках.
- Ты сам-то как? Печень не болит?
Мгновенный взгляд был резким, а потом глаза вдруг улыбнулись.
- Беда с грамотеями. Ничего от них не скроешь!
- Ты носишь единственное в своём роде кольцо, которое нельзя снять. Я должен был узнать ещё тогда.
Теперь улыбались губы, глаза же стали серьёзны.
- Снять можно, не хочется возиться. Я сдуру делал его, не взяв в расчет, что после векового плена мои пальцы были слишком худыми.
Эрик, обнаружившийся подле, широко ухмыльнулся:
- А что я говорил тебе, Умник? Этот парень может узнать всё и обо всех, если дать ему возможность и немножко времени. Меч Истины – как есть!
Вот об этом теперь не надо! Всё происходившее было похоже на сказку, какие я выдумывал в детстве, когда ко мне являлись герои любимых книг. И возвращаться в кошмар последующей жизни, приведший меня, ослабевшего и изувеченного, на край могилы, было совсем ни к чему.
- Я не горжусь своим ремеслом, Геракл.
- А я не горжусь этим дурацким именем. Если ты не против, называй меня как-нибудь иначе! Мы с Умником изрядно поднаторели, выдумывая себе новые имена. Старые, знаешь ли, через какую-то сотню лет начинают вызывать нездоровый интерес.
Этот нездоровый интерес я увидел в глазах Давида, неведомо каким образом вдруг оказавшегося в изножье кровати. Не думаю, чтобы он читал классическую литературу и знал, кто они. Юноша выглядел осунувшимся и несчастным.
- Давид? Ты здесь?
Кажется, он очень хотел раствориться, когда понял, что я его вижу. Но Эрик немедленно разрешил недоразумение:
- Если бы не он, Визарий, тебя бы здесь тоже не было. Парень очень удачно поведал твою историю первым встречным. Вот мы и вывалились, как «боги из машины». И не случайно, заметь. С Метосом случайностей не бывает: если ему втемяшилось, что мы должны быть к означенному сроку в Истрополе – понимай так, что к этому сроку в Истрополе какая-то пакость будет.
Да, наверное, я мог догадаться об этом сам. Злости на Давида я не испытывал. Хотелось просто забыть о нём, как и обо всём прочем. Только один вопрос:
- Мои близкие…
Он отозвался немедленно:
- Они ушли. Я предупредил галла, и они ушли.
- Ушли, не сомневайся. Я проверял, - пробурчал Эрик.
Вот. Теперь мне действительно нечего больше желать. И, в общем, нет причин мучить себя дальнейшим усилием. Я сполз на подушки.
- Э, нет! – сказал Метос. – Вставай, ты можешь, если хватает сил на пустые разговоры. Опирайся на меч и вставай. Не бойся, он выдержит.
- Какой меч?
Но черен уже уютно лёг в ладонь, неожиданно обогрев её, словно рука друга.
- Я сломал его…
- Ты не его сломал. Извини, тот меч я сделал с изъяном. Когда-то он должен был тебя подвести. Этот совсем не таков.
Не знаю, каким образом, но я это вполне ощущал. Дело не в балансировке или упругости. Погибший в этом смысле тоже был отменным. Но никогда ещё я не чувствовал подобного единения со своим клинком. Даже с тем, который не выпускал из рук пятнадцать лет, который многократно умыл кровью самых гадких злодеев. Этот, новый, был моей частью, моим продолжением, моей опорой…
Внезапно оказалось, что я уже стою на ледяном мозаичном полу, и клинок, на который я опираюсь, норовит согнуться в дугу, но всё же держит.
- Для начала хватит! – воскликнул Метос, и Эрик торопливо и бережно вернул меня в кровать. На этот раз от его объятий я не потерял сознание.
- Подышал? Хорошо. Через час повторим, - бессмертный лекарь отошёл туда, где стояла клепсидра.
Вот тогда я снова задал свой вопрос. И он не то, что не желал ответить, а стал просто дразниться. Но тут в комнату вошёл Авл Требий и пригласил гостей в трапезную. А я уснул, едва мои спасители отвернулись.