Грандиозно! Достойно песен. Жаль, что Лугий не видел. Я тоже не видел. К тому времени я потерял способность что-либо видеть.
*
Я уже почти научился ходить, когда из Италии вернулся Квинт Требий. Он уехал несколько месяцев назад и понятия не имел обо всех моих злоключениях.
- В чём дело? Стража у городских ворот ищет Визария.
Я не присутствовал, когда его посвящали в суть дела, но Квинт принял живейшее участие в моей судьбе. Люди епископа оправились от ужаса и сообразили, что меня следует искать не в аду, а на земле. Они вспомнили, что братья Требии были моими близкими друзьями. Авл под этим едва ли подписался бы, но именно он предложил способ, как мне выбраться из города:
- Почему бы снова не стать римлянином? В этом доме найдётся лишняя тога.
Я не настолько привязан к своей бороде, чтобы ради неё возвращаться на дыбу. Так что превращение много времени не отняло. Квинт вызвался сам отвезти меня на своей колеснице. Но Мейрхион снова уместно заметил:
- Тебя уже спрашивали о Визарии, когда ты въезжал в город. На выезде они могут проверить вас. Визария трудно не узнать. Даже в тоге.
Поправки в план спасения внёс Эрик:
- Им нужен высокий русоволосый варвар с бородой? Кажется, у нас имеются и варвар, и борода.
Я заикнулся, что ему грозит не меньшая опасность, если Эрика опознают. Но Геракл предложил мне не тревожиться по пустякам. А Метос промолвил, что идея годится.
Братья Требии тем более не возражали, что ищейки епископа в любой момент снова могли заявиться в их дом и на этот раз его обыскать.
Для побега выбрали раннее утро, когда крупными хлопьями повалил снег. Это существенно ухудшало видимость и давало нам шанс на спасение в случае, если стража захочет стрелять. Тетивы наверняка безнадёжно отсырели и были сняты с луков.
Первыми к воротам подошли Эрик и Давид. На поясе Эрика висел мой меч. Честно говоря, без него я чувствовал себя неуютно. Впрочем, я всё равно не мог сражаться. Даже если бы не был болен. Теперь же мне стоило труда удерживаться на ногах рядом с Квинтом. Большая бутыль фалернского у наших ног призвана была объяснить мою внезапную слабость в том случае, если не удержусь.
Эрик хвастал прекрасным мечом. Те, кто меня знал, неминуемо должны были опознать его. Среди воинов возникло движение.
Квинт тронул поводья, приближаясь к воротам.
- Эй, ребята, пропустите нас, не то Марк уснёт прямо в колеснице. У Фриды было сегодня особенно весело!
Он не нашёл ничего лучше, как назвать меня моим же именем. Благо, в городе о нём знали немногие. Зато хорошо знали Фриду. Она была известной куртизанкой и держала весёлый дом вблизи городской стены. Впрочем, услуги в этом лупанарии изрядно стоили. Двое гуляк, возвращающихся от Фриды ранним утром, могли вызвать зависть вперемежку с сочувствием.
- Эй, парень, хорошо же тебя укатали! Счастливо допраздновать, такое не скоро повторится. Или ты очень богатый человек?
Я бессмысленно осклабился, хватаясь за Квинта, потому что колесницу ощутимо тряхнуло. Мой приятель пришёл на помощь:
- Он нет. А вот у меня ещё остались денарии. Так что завтра повторю заход. Счастливо, ребята!
Мы проехали ворота и окунулись в сумеречную снежную круговерть. За нашими спинами стражники оживлённо спорили, похож ли этот меч на меч Визария. А Эрик громогласно повествовал, как в порту выиграл его в кости у какого-то доходяги.
В кустарнике близ реки нас ждал Метос с хорошей крытой повозкой.
*
У меня появился повод для гордости: сорокамильный путь до виллы Донатов я проделал без единого обморока. Впрочем, гордиться мог скорее мастер, который делал повозку. Или Метос, правивший так, что её почти не трясло. Хотя обледенелая тропа по зимнему времени лучше не стала: корни и рытвины попадались повсеместно. Эрик, нагнавший нас, когда уже рассвело, сунул мне под голову объёмистый кожаный мешок с чем-то угловатым и твёрдым и ухмыльнулся:
- На, ещё пригодится!
Не знаю, что он имел в виду, но в качестве подушки мешок был никуда не годен, я сдвинул его в сторону и просто откинулся на соломе, устилавшей дно повозки. Над головой колыхался навощенный полог, он защищал нас от снега, но не от холода. Давид тихо вздыхал рядом, я слышал его, но в разговоры не вступал.
Когда-то Проксимо и Публий Донаты клялись мне в вечной дружбе. Но это было три года и целую жизнь назад. Останутся ли клятвы в силе теперь, когда Визария гонят, как волка, а у него даже не хватает сил идти своими ногами? Всё слишком изменилось вокруг, чтобы я мог на это всерьёз рассчитывать.
Вот потому я почти не спал. Боль, не оставлявшая ни на миг, в последнее время сделалась ноющей, тупой, и не валила с ног с прежней неумолимостью. Кажется, я всё же сумел зацепиться за жизнь. Сумею ли удержаться на этой грани, если мне откажут в приюте, и придётся продолжить мучительный путь в тряской повозке? Я не знал этого.
В воротах виллы Доната нам преградили дорогу всадники. Я услышал топот чужих коней и негромкий возглас Метоса, удерживающего лошадь. А потом знакомые голоса:
- Назовите себя, путники. Кто вы такие и чего ищете в наших землях?
Они были здесь оба. Сейчас всё решится. Я упёрся на руки, застонав, аккуратно сел, а потом принялся поступательно извлекать себя из повозки. В тоге это было сделать довольно трудно, я никогда её не носил, если вдуматься. Вначале был очень молод и предпочитал ходить в одной тунике. Потом и вовсе утратил такое право. Так что моё появление хозяев не впечатлило.
Метос произнёс:
- Здесь благородный римлянин, приехавший с визитом к своим друзьям.
На людях бессмертный держался исключительно скромно, стараясь не привлекать внимания. Ему это удавалось ровно до того момента, пока не замечали его глаза. Опыт веков не скроешь, взгляд Метоса очень тревожил, поэтому «бывало разнообразно», как выражался Эрик. Только этого разнообразия сейчас и не хватало!
- Благородный римлянин – это тот ряженый, который лезет из повозки с ряженым возницей? Ещё раз: кто вы такие? – голос Публия делался всё холоднее.
- Тот, кого здесь называли другом, - почти простонал я. Соприкосновение подошв с обледенелой землёй вызвало неприятное сотрясение всего организма. Поэтому голос прозвучал не вполне уверенно.
И всё же меня тотчас узнали.
- Что случилось, Визарий? – воскликнул Проксимо, соскакивая с седла, и я почувствовал, как меня обнимают тёплые руки.
*
Итак, для семейства Донатов дружба – не пустой звук. Это обнадёживает. Впрочем, я стал глупцом или мерзавцем, если вздумал в этом сомневаться. До сих пор у меня в каждом углу находились друзья, стремящиеся помочь беде. К сожалению, епископ Прокл что-то надломил во мне, и все, кто окружал, кто знал меня прежде, вдруг стали казаться лишь тенями людей. Реальным был только Метос, упорно пробивавший щит моей апатии с помощью своего невыносимого упрямства. Остальные же просто искали во мне какого-то другого Визария, который был им понятен и близок. И от этого казались ещё дальше.
Проксимо, кстати, это нимало не заботило. На следующее утро он обнаружился подле моей постели с выражением предвкушения на лице. Теперь я обитал не в каморке за кузней, меня и моих друзей с почётом расположили в господском доме. Поэтому Проксимо не затратил много времени, чтобы дойти от своей спальни до моей.
- Доброе утро, Визарий! Не хочешь встать и прогуляться? Честное слово, мне есть, чем перед тобой похвастать!