Между тем, Урса продолжал крутить в руках мой меч.
- Какая хорошая штука!
- Да. Её делал бог.
Он снова поднял брови, насмехаясь:
- Бог дал такой меч недоумку? Или как там, Орясине? И зачем тебе меч?
Я рассмеялся:
- Он меня украшает. О, это был очень странный бог! Он вковал в этот клинок часть меня. Так что меч тоже может быть со странностями.
Мне показалось, что он его чуть не выронил. Но всё же перехватил черен, сделав вид, будто ничего не произошло, и провёл остриём круговую борозду во влажной земле.
- Особенный меч, говоришь? Чего же ты машешь им поверх голов?
Отвечать ему, значило признаться в чём-то таком, что сам я до сих пор считал не очень реальным. В первый раз Метос меня одурманил, и поединок я видел во сне. Всё, что происходит теперь - вдруг это оттого, что мне мозги хорошенько взбили и перемешали? Очень похоже, если вдуматься. И я продолжал бессмысленно улыбаться.
- Я машу поверх голов. Зато ты воюешь очень успешно. Я ещё не сказал тебе спасибо. Лишний раз убедился, что хороших людей на свете если и не больше, то они гораздо сильнее. По крайней мере, здесь и сейчас.
Полные губы разошлись в широкой, но невесёлой улыбке:
- Так ты считаешь меня хорошим человеком?
- Ну, в подобной ситуации мне трудно считать иначе. Ты спас мне жизнь.
- Я спас тебе жизнь, - медленно повторил он, словно удивляясь. – А что же сам? Драться совсем не умеешь?
- Умею. Просто не могу.
Его лицо отразило сомнение. Я поднялся на ноги и взял у него из рук меч. По-моему, он отдал его неохотно. Кашель унялся, поэтому я рискнул ему показать: наметил несколько ударов по невидимому противнику. Потом вернул меч в ножны, всё ещё висящие на поясе.
Урса смотрел очень пристально. Кажется, я его убедил.
- Почему ты не можешь драться?
- Я болен. Меня крепко били. Когда оправлюсь, быть может, ещё смогу.
Он внезапно отвернулся, поводя головой, потом словно решился:
- Хорошо, Орясина. Я провожу тебя. Раз уж ты не в состоянии защитить себя. Лес большой, в нём могут водиться и другие разбойники.
- О, теперь это не имеет значения! На моей стороне целая четверть медведя.
Кажется, он не обиделся, просто коротко усмехнулся в ответ.
*
Эта комедия продолжалась ровно до ближайшего селения. Там Урса перестал считать меня недоумком.
То-то мне казались знакомыми окрестности. В этих местах я уже бывал лет десять назад, и меня хорошо здесь запомнили. Сам же я догадался об этом только после того, как дородный корчмарь назвал меня по имени:
- Здравствуй, Визарий! Какое дело привело тебя в наши края?
А я не мог вспомнить, как его зовут. Со мной так бывает: слишком много людей видели меня в деле, я же обычно смотрю лишь на преступника. Потом они обращаются ко мне с приветствиями, и я усиленно изображаю, что тоже их помню. Чтобы не обидеть.
- Семейное дело, хозяин, - я решил не тратить время, достаточно потерял его в лесу. – Ты не помнишь, здесь не проезжали такие люди: чёрный великан, он слегка хромает, и у него три пальца на правой руке. Ещё молодая женщина, совершенно седая. Двое детишек. Невысокий светловолосый галл с большим мечом… и черноволосая воительница.
Про Аяну говорил с замиранием сердца. С тех пор, как услышал о её болезни, я проехал много десятков миль. Что, если её уже не было в живых?
В это время хозяина корчмы окликнули, чтобы сделать заказ. Я хоть имя узнал: Тавр. Такие клички обычно носят воины. А он и походил на легионера - постаревшего, оплывшего, но с острым взглядом и крепким кулаком. Если видел моих, то наверняка запомнил.
Тавр вернулся ко мне через некоторое время, принеся миску с тушёным мясом и кувшин вина. Мы продолжили разговор.
- Чёрного не помню. И седую женщину не видел. Вот светловолосый с воительницей… кажется, было что-то такое по весне. Сумасшедшая баба чуть не зарубила монаха. Тот светловолосый её удержал, я думал – подерутся на мечах. Потом меч сломался, а он её увёл. Странная была история.
У меня болезненно ёкнуло в груди:
- Монах… христианин, стало быть.
- Этих ты ищешь, Визарий?
- Хотелось бы верить. Может, вспомнишь что-нибудь ещё?
У трактирщика был гладкий лоб, исподволь переходящий в изрядную лысину. Он его наморщил.
- Кажется, сынишка подобрал обломок меча. Эй, Гилон, принеси!
Паренёк лет двенадцати, удивительно непохожий на отца – худой и цепкий, как котёнок – всё это время жадно слушал наш разговор. Должно быть, мальчик знает о Визарии. Интересно, чего ему нарассказали? Услышав приказ отца, он сорвался с места и мгновенно принёс рукоять с коротким обломком клинка. Мне хватило взгляда, чтобы узнать его.
- Спасибо, Тавр, ты мне очень помог!
Великое облегчение отразилось на моём лице. Корчмарь налил мне в кружку вина, я торопливо выпил, потому что меня вдруг затрясло.
Значит, в начале весны она была жива. И здорова настолько, что ухитрилась поднять мою спату на какого-то христианина. Моя жена никогда не отличалась миролюбивым характером.
- А тот монах, он остался цел?
- Вот этого не знаю. Он ушёл вслед за ними, и больше никто его не видел.
Не хотелось думать плохого. Чем же задел её тот незнакомый человек? Я чувствовал, что это как-то связано со мной.
Кстати, пировал я уже без спутника. Когда мы пришли в корчму, Урса молча кивнул мне на прощание и растаял в сумерках. Не думал, что мне придётся увидеть его снова. Но мало ли, чего я не думаю?
За дверями корчмы послышался шум, голоса, потом крики. Некоторые из них были криками боли.
Корчемный вышибала шагнул за дверь. Я тоже поднялся из-за стола. Никто не подряжал меня наводить порядок, но раз Визария тут помнили, может, хватит моего появления, чтобы утихомирить дерущихся. И Тавра стоило отблагодарить. Положив руку на меч, я вышел наружу.
Снаружи всё обстояло хуже, чем думал. Нет, это не пьяная драка. Из дверей корчмы пробивалось достаточно света, к тому же ночь выдалась лунная, так что я сразу разглядел происходящее. Несколько детин, непонятного, но воинственного вида, зажали в угол двора моего сегодняшнего знакомца. Детины были из той породы, которая обильно расплодилась в наше время по всем местечкам приграничья: то ли стража, то ли разбойники, то ли наёмники. Думаю, при случае они бывали и тем, и другим, и третьим. Интересно, в какой роли они выступают сейчас?
И эти детины понятия не имели, что такое настоящий боец. Иначе не полезли бы всей кучей на Урсу. Он был щуплее любого из них, вот громилы и вообразили, будто сумеют его одолеть. Что же, они за это уже поплатились. На земле громко скулил один из нападавших. Рядом лежала его правая рука, отрубленная по локоть. Остальные, ворча, сгрудились поодаль, сжимая короткие, грубой ковки мечи. Глупость делали. Если бы Урса пожелал напасть, разметал бы их, как кучу камней: нельзя так толпиться, это мешает работать клинком.
Урса пока не нападал. Он стоял у поленницы, ощетинившись мечом и длинным кинжалом с гранёным лезвием.
- Что здесь? – спросил я, стараясь выглядеть как можно более грозно.
Никогда не говорил громко. У меня низкий голос, его, как правило, слышат. Сейчас тоже услышали. Громилы обернулись ко мне. Тот, кто выглядел предводителем – коренастый крепыш с непропорционально длинными руками – не проявил никакого почтения:
- Кто ещё тут?
Но за моей спиной обнаружился Тавр, который совсем не желал, чтобы на его постоялом дворе совершилось убийство.
- Ты хочешь познакомиться с мечом Визария? Отвечай, когда тебя спрашивают, Сострат.
Всегда удивлялся эффекту, производимому моим именем. Громилы задвигались, зашептались, потом обезьяноподобный Сострат подошёл ко мне.