Лупоглазый крепыш придвинулся ко мне и спросил:
- Веруешь в Истинного Бога?
Это тоже был трудный вопрос.
- Мой бог не назвался мне по имени.
Лупоглазый усмехнулся и отошёл. Если б я был христианином, пожалуй, мог бы рассчитывать на его покровительство. Хотя я не знал, какой из богов отметил меня своим проклятием, обманывать не хотелось. И едва ли лупоглазый был королём Гадеоном. Тот заигрывает с язычниками.
- А какая разница, Грациан? Человек имеет право верить во что угодно.
- Римляне всегда считали иначе, добрая Лукреция, - вмешался плешивый. – По крайней мере, когда разорили святилище на Инис Мон и перерезали жрецов. Это было триста лет назад, и всё же охота на друидов до сих пор не окончилась.
Но девушка была непреклонна:
- Это политика, король Гадеон! А этому юноше не до политики. Он всего лишь хочет жить, никого не убивая. Вам кажется, что это не заслуживает уважения? Я думаю иначе!
Ещё никогда у меня не было столько друзей сразу. Вначале только Филипп. Потом только Томба. А теперь вдруг прибавилась эта чудесная солнечная девушка и смешной белый щенок. Кажется, я счастливец!
- В Британии полно бродяг. Если хочешь, Лукреция, я буду приводить к тебе каждого! Пока же привёз только этого. И ещё вот!..
Это вмешался Мелиор. Он полез за ворот своего нагрудника, доставая какое-то украшение.
Я и забыл, что Фабий Валент ко мне особо не расположен. Право, не знаю, почему. Впрочем, кажется, это был удобный повод заговорить с девушкой. Глаза Валента весело щурились, ямочки вновь стали заметными. Он был счастлив привлечь её внимание и улыбался, словно сказал нечто забавное. Почему-то мне не хотелось, чтобы она брала его подарок.
Рыжий мальчик исподлобья посмотрел на Валента и вдруг подошёл вплотную ко мне. Только теперь я заметил его сходство с Лукрецией. Тоже отпрыск Сергия Массалы? Почему-то дети совсем не походили на отца – только друг на друга.
- Ты знаешь Вергилия? И этого, как его… который писал про Трою?
- Я знаю Вергилия и Гомера. И других поэтов тоже.
Лицо Лукреции вновь озарилось улыбкой. Она отвела руки Мелиора, который пытался надеть ей на шею золотую цепь с массивной чеканной бляхой.
- Отец, ты хотел найти римского учителя для Северина. Почему не нанять этого молодого человека?
Массала был не из тех, кому можно диктовать свою волю. Но при виде дочери его лицо немного смягчилось. Впрочем, центурион никогда не говорил много.
- Оставайся, - бросил он. – Завтра я проверю, что ты умеешь.
Потом прошёл мимо, сделав знак Валенту следовать за собой. Мелиор всё же нацепил украшение на Лукрецию. Она больше не сопротивлялась, напротив, одарила его благодарной улыбкой.
Наша судьба была решена. Томба подмигивал мне издали. Всё хорошо…
Вот только солнечная девушка ушла прочь в обществе Грациана и Гадеона, а на груди её красовался подарок Валента. А я оставался посреди двора в своём мокром мешке, с мокрой собакой на руках. И у меня не было украшений, которые я хотел бы ей подарить. И всё это было очень безнадёжно.
- Отдай собаку, - угрюмо сказал мне Северин Массала. У него был ломающийся басок, неожиданный в таком тщедушном теле.
Я опустил щенка на землю.
- Это твоя?
Он коротко кивнул, отворачиваясь.
- Я готов тебе служить. Чему ты хочешь научиться?
Северин бросил взгляд через плечо. Этот взгляд странно тёмных глаз тоже был неожиданно взрослый. Но его нос покрывали знакомые веснушки!
- У тебя – ничему. За тебя просила сестра. И ты не обидел Велону.
Щенок ещё покрутился у моих сапог, потом с весёлым лаем припустил за ним вслед.
*
Моя служба в качестве учителя Северина едва ли достойна воспоминаний. Потому что её не было. Мальчик сразу всё сказал, а человек, носящий имя Массала, никогда не меняет решений. В конечном итоге мои обязанности свелись к тому, чтобы кормить собаку, о которой хозяин регулярно забывал. И беседовать с Лукрецией. Эта обязанность меня совсем не тяготила.
Северин был сыном своего отца. Точно так же он избегал лишних слов и был твёрд в намерениях. И точно так же преданно любил Лукрецию. Она была старше брата на шесть лет. Мать их умерла много лет назад. Лукреция была единственной женщиной в семье Массала, и её нежности хватало, чтобы уравновесить жёсткость обоих мужчин. Удивительно ли, что ей дозволялась любая причуда? Я был такой причудой.
Оказывая мне покровительство, Северин не скрывал, что моя наука его не интересует. Он был одержим обретением мужества и фанатично желал стать воином, подобно отцу. Но поскольку меня наняли по просьбе любимой сестры, юноша делал над собой усилие и отрывал от воинской науки по два часа в день. Впрочем, древние тексты он слушал с полнейшим равнодушием. Тит Ливий, Светоний и Плутарх одинаково проходили мимо его сознания. А вот Лукреции уроки нравились.
Однажды она появилась в комнате, где шли наши занятия, и словно солнечный луч проглянул в сводчатое окно и озарил каменные стены.
- Сбежала от триумвиров, - весело пояснила она. – Никому не придёт в голову искать меня здесь!
Я впервые услышал это наименование.
- Триумвиры?
- Конечно! Как ещё назвать трёх людей, стремящихся к одной цели и вынужденных мирно сосуществовать? Гадеон, Грациан и Валент одинаково мечтают о моей руке.
Она охотно поясняла это мне, словно никакой пропасти не было между единственной дочерью командира – девушкой, которую боготворил весь гарнизон, - и чужим парнем, которого приютили из милости. Прежде я никогда не разговаривал с женщиной, шлюхи в Путеолах не в счёт. Да те и не нуждались в разговорах. Оказалось, что это приятно.
В присутствии сестры створки раковины, в которую прятался от всех младший Массала, начинали приоткрываться. Я решил воспользоваться этим, чтобы впихнуть туда малую толику знания.
- Действительно, удачное название. Триумвират – самая устойчивая политическая конструкция для уравновешивания соизмеримых политических сил. Таков был первый триумвират, заключённый в 691 году от основания Рима. В него вошли Божественный Цезарь, Гней Помпей, победитель Спартака и Честный Брут – вождь народной партии.
- А ты знаешь, что Честный Брут - наш предок? – откликнулась Лукреция. Думаю, для Северина это не было новостью, так что говорилось специально для меня.
Я не знал.
- Это так! – лицо девушки озарилось воодушевлением. Впрочем, это свойственно римлянкам, гордящимся своим родом. – Незадолго перед тем, как Брут заслонил Цезаря от галльского копья, он сошёлся во Вьенне со знатной женщиной из эдуев , и она родила ему сына. После его гибели законные римские наследники отказались признать наше с ними родство. И потому мы – Массала.
Она задумалась, потом добавила:
- Думаю, гибель Честного Брута была трагедией не только для нашей фамилии, не только для Цезаря, потерявшего друга, но и для всего Рима. Ведь именно после этого рухнул триумвират, и Помпей Магн попытался захватить власть, по праву принадлежавшую Божественному Цезарю. Если бы Брут остался жив…
Я должен был соглашаться со всем, что она говорит, а вместо этого заспорил.
- Если бы он оставался живым, кто знает, как бы сложилось дальше? После Галльской войны Цезарь отошёл от популяров, мечтавших об укреплении Республики. Едва ли самый влиятельный человек этой партии согласился бы с таким положением дел. Римляне почитают Честного Брута как человека, отдавшего жизнь за Цезаря. А останься он в живых? Политика часто делает друзей врагами.