- Аяна, уведи его, - тихо приказала Великая Мать. – Нечего ему тут вынюхивать.
Зачем он здесь тогда?
- В Храм?
- Нет, пока просто запри.
Визарий
Так, в мои планы не входило оказаться взаперти. Очень не люблю это, особенно если помещение тесное, а строение каменное. И не то, чтобы память мучила или воображение разыгрывалось не по-хорошему, а… не люблю и всё!
Мирина сказала: пока просто запри. Наводит на мысли, что Храм был бы хуже. Я-то думал, что общины амазонок – это из старых мифов. Однако же, вот – существует. Чем, интересно знать? Волей Дианы, Кибелы или как там они её называют? Чем дальше странствую, тем больше сказок оживает вокруг. Словно и впрямь Боги задались целью осчастливить всех людей разом. Вот, здешний Храм - о нём сарматы говорили с опаской и почтением. Кажется, это часть женского посвящения. И мужского вроде бы тоже. Но прозвучало угрожающе. Нет, в Храм меня пока не тянет.
Тут хотя бы в окно можно смотреть. Кстати, оно довольно широкое, вполне можно протиснуться. И не так уж высоко, я бы спустился без верёвки. Другое дело, что мне совершенно не хочется бродить тут без разрешения, рискуя получить стрелу… или ещё чего похуже. О таинствах Луны чего только не говорят.
Крепость, похоже, строили римляне. На эту мысль наводят тесаные камни и арочные перекрытия. Больше всего похоже на милевой замок, ибо в центре высится сторожевая башня. Что-то подобное я видел в Британии, на Валу Адриана. Только вместо сплошной стены здесь скала, круто вздымающаяся за спиной крепости на западе. Как сюда занесло римлян? Как давно они выстроили этот форт посреди Сарматии? Должно быть, это укрепление времён Понтийских войн, покинутое по Синопскому договору, когда Сенат решил, что оттеснённый в скифские степи Митридат Евпатор и его потомки не будут больше представлять угрозы. Ошибка, за которую Рим дорого платит теперь. В последние века не одно такое безвестное поселение возникло и кануло в тех местах, куда входили римские легионы. А былой Римский мир съёжился, как горсть снега в горячей ладони.
Разгуливать по замку не стоит. К тому же темнота сгущается. И ночевать под крышей всяко предпочтительнее, чем под открытым небом. Лугий, вероятно, уже достиг брода, там неплохое место для ночёвки, мы обсуждали это по дороге сюда. Словно предвидели, что придётся расстаться.
Мрачнеющее небо покрывается низкими слоистыми тучами, пропитанными влагой, как тряпка. Ночью, вполне возможно, польёт. Стало ощутимо прохладнее. И угораздило меня снять рубашку! Будь рядом Лугий, он бы уже вовсю проезжался по поводу моей безголовости. Тоже, возомнил себя неотразимым, старый лось! И в молодости-то не был, а за прошедшие годы, не стал ни веселей, ни краше. Умнее, разве, и то сомнительно.
Лугий, небось, и сейчас проезжается, только делает это с изрядным раздражением и тревогой. За меня, понятно, тревожится. Это всегда так: в знак особой заботы мои близкие меня отчаянно ругают, я уж привык. Вот в чём Судьба была ко мне незаслуженно щедра, так это в друзьях. Когда мне надоедает тащиться по извилистому пути, она словно для того, чтобы утешить меня, достаёт из самого глубокого мешка совершенно чудесное, единственное в своём роде творение. И дарит его мне. В Путеолах подарила Томбу. Два года назад мне встретился Лугий.
Мой друг создан быть героем. Иного пути для таких, как он, просто нет. Не найдя достойного применения, эти люди скучают, хиреют, а потом принимаются отчаянно дразнить Судьбу в надежде на случай. И случай таки бывает, хотя опыт подсказывает, что чаще всего - скверный. Вот как с Лугием. Ученик барда, в Галлии он со временем стал бы уважаемым человеком. Так нет же - сбежал, чтобы поглядеть мир. Нагляделся самых мерзких его задворок и уверовал, что его предназначение – стать Мечом Истины. Так уверовал - конём не сдвинешь. Тоже, избрал себе поприще! Добровольно, что интереснее всего.
О чём только не думается в одиночестве да в темноте. А надо бы о деле. Я ведь сюда не переночевать заехал. Мне бы табун посмотреть.
Как славно было бы оказываться на месте злодеяния сразу после того, как оно совершено. С нами-то чаще бывает иначе. Пока решатся позвать Меча, пока доберёшься, оказывается, что и место затоптано, размыто дождями, и покойник давно похоронен. Одно только и остаётся: расспрашивать людей и надеяться на то, что они не врут и в своём уме. А потом рисковать жизнью, делая вызов, но СОВЕРШЕННО не испытывая уверенности, что обвиняешь кого следует. Я, например, никогда не испытывал.
На этот раз всё, как в мечтах: покойник вот он, место преступления истоптали не целиком. Сарматы ведь, как девушку схватили, по сторонам больше не смотрели – подобрали убитого и к себе. А тут и нас с Лугием занесло.
Место мы осматривали в подробностях. Стрела – это доказательство. Вот только девушка подъехала к телу на рассвете, а убит он за несколько часов до этого. И едва ли она в сторонке отдыхала или ездила вокруг – волк бы не подошёл. Нет, будем исходить из того, что Зарина приехала после. Зачем – это другой разговор. Для того я здесь и остался, чтобы выяснить.
Ну, а если стрелу пустила не Зарина… Имело смысл проследить за её полётом. Срезень ударил с близкого расстояния – это видно по характеру раны. Стрелять могли только из рощи невысоких кряжистых вязов, что темнеет на западе. Роща полна сухостоя, там наверняка могли остаться следы: ниточка, тряпочка какая-нибудь.
И надежда не обманула: следы были. Их оставил конь. Должно быть, убийца привязал его в зарослях, а сам притаился на опушке. Животное обедало, бродило по поляне, сколько позволял повод. Гадило, между прочим. Удивительно существенной может оказаться куча конского навоза. Свежая. То есть все наши следы не три дня назад оставлены.
А ещё конь чесался. Примостился к корявому выступу ствола и тёрся об него шеей. На стволе остались рыжие шерстинки и волоски из гривы. Грива светлая.
- Игреневый? – спросил Лугий.
Это большая удача. Не думаю, что вокруг полным полно рыжих коней с белой гривой. Беда в том, что у Зарины лошадь тоже игреневая.
- Это не она, - говорит Лугий.
Я уж и сам вижу. Зарина приехала на кобыле-трёхлетке. Лошадь, стоявшая в кустах, была крупнее и старше.
С этого, пожалуй, и нужно начинать. А пока Лугий сравнит стрелы и проверит табуны роксоланов. Может его кто-то из своих уложил, а вину свалил на амазонок?
Я попробовал спросить об этом у грозной воительницы, которая привела меня сюда. Она ожгла резким взглядом чёрных глаз, полным неподдельной и нескрываемой ненависти. В моей жизни было всякое, и убить пытались много раз, но чтобы так откровенно ненавидели, всё же нечасто случалось. Люди вообще на это чувство не слишком щедры. Как и на настоящую любовь, впрочем. Тут уж нужны особые обстоятельства. У прекрасной Аяны они имеются?
Не знаю, какие народы встретились, чтобы породить такую чудесную смесь. У неё невысокое сильное тело, маленькая, крепкая грудь и длинные ноги. Волосы темные и густые, но не жёсткие, как у сарматки Мирины, а гораздо легче и тоньше. Великая Мать напоминает львицу – спокойную, жестокую. А вот Аяна похожа скорее… на молодую и яростную кобылу, из тех, что бешено косят и грызут удила. Опасная, без сомнения, но не хищной породы. Вот бы её с Лугием свести! На моей памяти, против его обаяния и золотых кудрей ещё никто не устоял. У него талант делать девушек счастливыми.
Так, вот ещё что удивительно! В общине встречаются женщины двух возрастов: взрослые, около сорока, и девушки не старше двадцати. Середины почти нет. Девушек называют Дочерьми, я склонен думать, что так оно и есть. Что же произошло в этих краях лет двадцать назад, когда появилось это удивительное поселение? Удастся ли узнать? Аяна же не относится ни к одной категории. Ей около тридцати. Слишком молода для Матери, и Дочерью быть не могла. А ненависти в её взгляде хватит на всех оставшихся амазонок.