Богиня покинула меня? Или дело только в этом чужаке, которого я не могу убить? И всё закончится, едва он уйдёт. Как стану жить теперь?
Зарина подъехала первая, и закричала от ужаса. Потом увидела я, и облилась исполошным потом. Ворота крепости были распахнуты. Створка колыхалась на ветру. Меч Истины оставил Мирину и обогнал нас, первым въезжая внутрь.
Там было пусто. Ни единого тела, ни кровавого пятна. И никого из тех, с кем я делила двадцать лет моей жизни. Визарий спешился и принялся что-то пристально высматривать долу. Потом выскочил за ворота. Оттуда мы услышали его радостный возглас:
- Они ушли сами. Уехали на восток ещё вчера. Следы хорошо видны на земле – их легко нагнать. Всё не так страшно!
Всё не так страшно. Это Мирина приказала им, зная, чем окончится суд Мечей.
- Надо поторопиться, - молвил он, подводя моего коня. Зарина уже сидела верхом.
Что такое долг, Великая Мать? Ошибка? Или верный страж, который не позволяет нам поступать так, как того хочет естество?
- Ступай отсюда!
Никогда не видела столько горечи в этих синих глазах. А чего он ждал?
- Ты сделал то, что сделал, чужак. Теперь уходи!
Он пытался поймать мой взгляд, потом кивнул и тронул Луну, разворачиваясь. За спиной раздался знакомый скрип тетивы.
Я успела схватить её руку, но стрела всё же сорвалась в полёт.
- Зачем?
Она тяжко дышала сквозь зубы.
- Первая кровь, Аяна! Ты забыла о Первой крови? И о возмездии.
Мне хотелось кричать, что Визарий не виноват, что Великая Мать сама сделала так. Вместо этого просто стояла и смотрела, как он обернулся, зажимая рукой распоротое плечо. Ему повезло, что я остановила Зарину!
Глупая девка подхватила коня, на котором покоилось тело, поскакала прочь. Мне нужно ехать вслед. Знают ли они, где завтра будет ночлег? Найдут ли укрытие в степи?.. Великая Мать умерла, среди них нет больше Воительниц такой мощи.
Крови на траве становилось всё больше… он договорился встретиться с Лугием у брода. Но желтоволосый опоздает, до селения готов полдня. Лунные стрелы даже вскользь оставляют широкую и опасную рану… В их котомках наверняка найдётся, чем зашить. И рубаху тоже…
На востоке есть какие-то развалины в ущелье, два дня пути. Наши доберутся туда уже к рассвету…
Луна скачет быстро, но и мой жеребец хорош…
Вы называете себя Мечами Истины! А в чём истина? Почему ради неё нужно на смерть идти? И не сметь ответить тому, кто хулит. Ваш Бог не бережёт вас самих! А если не сбережёт никто другой?.. В твоих глазах - готовность это принять. Что ты так смотришь? Почему молчишь?
Лугий
Недавно Аяна рассказала мне о Первой крови. Тяжёлая история. Понятно, что о ней не любят вспоминать.
Это было в тот самый год, когда беглые рабыни обосновались в старой римской крепости. Ближайшую подругу Мирины звали Карина. Очень красивая, очень властная. Воительница, как и сама Великая Мать. Однажды Карина повстречала в степи раненого воина и привезла его к себе. Парень полюбил амазонку, она ответила ему взаимностью.
Карина хотела уйти с любимым. Великая Мать не дала. Память о надругательстве и унижении была ещё слишком сильна, поэтому ей удалось всколыхнуть ненависть в сердцах амазонок. Воина казнили очень жестоко: связали и долго тащили за конём по степи. Карина на это смотрела. Её убивать не стали. Но Богиня Луны сама наказала ослушницу: два дня спустя её затоптал сорвавшийся табун.
Зная властолюбивую Мирину, не сомневаюсь, что табуну помогли напугаться. Аяна видела всё. Ей сравнялось тогда тринадцать. Она не жалела чужака, страх был сильнее.
- Ты называешь это любовью, которая заслуживает песен? – спросила она.
Не думаю, что сочиню об этом песню. А вот о страхе, который застит глаза… о гордости и тревоге, что мешают выдать свои чувства… Помня Первую кровь, амазонки больше всего боятся привязаться к мужчине. Они боятся мести Богини Луны. Себе? Или тому, кто посмел отогреть замёрзшее сердце?
Как часто мы стесняемся говорить о высоком, боимся быть искренними, словно наши чувства могут разозлить ревнивых Богов. Вот и я сам… нет, с девчонками объясняюсь свободно, так и не любил же по-настоящему никого! А вот с Визарием… чего бы не сказать другу, что он мне дорог? Тоже, как Аяна, боюсь мести Богини Луны?
О сильных чувствах не говорят вслух. Пока ещё минет страх и уляжется гордость. Раненое сердце придётся долго лечить. Внимание, ласка, честность. За честностью дело не станет, но в любом случае, в ближайшие годы Визарию придётся нелегко!
========== ПЕСНЯ НАДЕЖДЫ ==========
Серебрится луна над садом,
Звёзды на небе, словно крошки,
В этот вечер мечты каскадом.
Умирать - как же это пошло!
Надоело. Устал я, братцы!
Сколько можно-то мучить смертью?
Только трусы боятся драться,
Я не трус! Хоть сейчас проверьте!
Полосатая жизнь, как зебра,
И полоски ложатся кучно.
Серебрится святая верба…
Почему-то на белом – скучно.
Вот и лезем, забыв о шрамах,
О спасенье души не вспомнив,
В пламя битвы, не зная страха,
Даже если кругом лишь стоны.
Ну, а если случится лихо:
Не погибли на поле брани,
И в плену умираем тихо,
И зачем-то бередят раны, –
Всё равно не теряем веры,
Что спасенье придёт желанно.
Распахнутся темницы двери,
Но не поздно бы, лучше – рано!
Вечер что-то дороге шепчет,
Звезды падают, словно крошки.
Дайте, вас обниму покрепче.
Вместе мы. Остальное в прошлом!
(стихи Юлианы Шелковиной)
…Вот, а потом подо мной сожрали лошадь. Нет, я верхом не сидел, я спешился. Иначе бы меня вместе с лошадью съели. По крайней мере, лица были соответствующие. И что обидно: коней моих спутников не тронули. А со мной всё как обычно.
Это потому, что я невысокий. Меня не боятся. Будь я жирафом, как Визарий, неприятностей было бы меньше. Рискни его обидеть, когда до физиономии надо ещё дотянуться. А она, физиономия, теряется где-то в поднебесье, и что на ней написано, непонятно. Иногда она немногим выразительнее соснового полена. И это притом, что у Визария особое чутьё на чужую болячку. А может, именно поэтому - чтобы люди не очень пользовались. Заложит руки за спину, уставит синие глаза в туманную даль, и поди пойми, что у него на уме. Другое дело я. Сразу видно, что милый человек и рубаха парень. Никого не обижу, всех обогрею. Особенно хорошеньких девушек. Нет, надо с этим что-то делать! Пока взаправду не съели.
Аяну вон не тронули. И не то чтобы она пугала ростом или статью. Ничего особенного: красивая девка, некрупная, гибкая, как кошка. Только в глазах всё время неколебимая решимость упаковать собеседника в погребальную урну. Причём, не обязательно после кремации. И что забавнее всего, она это может сделать. Не знаю, как, но проверять не хочется. И тем не захотелось, кто не рискнул её с лошади согнать. А мою вот съели!
Ещё вначале лета Аяна вовсе дикая была. Мужиков она и нынче ненавидит до икоты. Её понять можно. После того, что с девочкой сотворили те, кто её дом разорил… двадцать лет тому назад. Пора бы уже остыть, а она вот не может. Впрочем, для нас с Визарием сделано исключение. Великой любви она не испытывает, но тащится за нами, как хворостина за собачьим хвостом. Прониклась доверием после того, как мы её подружку от позорной казни спасли. Эта подружка потом Визария и подстрелила. Срезнем. От великой благодарности, видимо. Так Аяна ему рану зашила, повязку наложила, зелья сварила, и с тех пор с нами не расстаётся. Бережёт и охраняет. Потому как мы создания нежные и хрупкие. Особенно Визарий, сосна мачтовая. Кому сказать, что у двоих здоровых мужиков баба в телохранителях – животы ведь надорвут. Но для добрых людей всё выглядит иначе: сарматская царевна на вороной кобыле в сопровождении двух охранников. И женщина с картинки, и кобыла подстать. А мою сожрали!..