В голосе трибуна прозвучал металл. Странно, Квад не стал спорить. Дважды он цеплялся к другим только на моих глазах. Как Метеллу ещё удаётся его сдерживать?
Визарий думал о том же:
- Одиссею было проще. А попробуй посчитать зубы такому Терситу.
Эту байку он прочёл в каких-то своих книгах и рассказал как-то нам: упрямый воин, подстрекавший к мятежу во время осады, был избит своим вождём.
Метелл кивнул:
- Одиссею было проще: он царь и легендарный герой. Обо мне не сложат песен. Я не гожусь в герои.
Он встал и пошёл куда-то в темноту. Визарий последовал за ним.
Пришлось и мне. Мы вышли на стену. В небе висела луна, иногда кутаясь в клочковатые тучи. Ветер тянул ровно и холодно, заставляя мерцать далёкие огни гуннских дозоров. Отсюда, со стены они казались не больше звёзд, только эти звёзды отливали хищным багрянцем.
- Ждут, - произнёс Метелл. – Недолго осталось ждать. Не приди вы, конец наступил бы уже в ближайшие дни. Скоро здесь некому будет держать оружие. Все эти люди должны будут умереть, чтобы кто-нибудь сложил песню о герое по имени Гай Метелл.
Лицо кривила усмешка. Это была самая длинная речь, какую он произнёс за день. Я был неправ: лишения обессилили и Метелла. Только проявлялось это в другом. Он не мог поделиться опасениями с подчинёнными. Мы - случайные и чужие - пришлись очень кстати.
- Оборона давно потеряла смысл, - сказал Визарий. – Почему ты не отведёшь людей к Аквинку?
Офицер пожал плечами:
- Вначале боялся прослыть трусом. Такие, как Децим Кар, никогда не поймут меня.
- Кто такой Децим Кар?
Метелл хмыкнул:
- Герой. Из тех, кого не любят, но о ком слагают легенды. Он командовал конницей и возглавил войска после гибели легата. Граница Империи всегда проходит там, где стоит он. Рим рухнет не раньше, чем падёт Децим Кар.
- Завидный патриотизм, - усмехнулся Визарий. – После того, как готы Алариха разорили Вечный город. И ты боишься этого полководца?
- Не боюсь. Просто стало слишком поздно: ослабевших и больных не вынести на руках.
- Есть две лошади, - напомнил мой друг.
Метелл поёжился, кутаясь в плащ:
- Я говорю воинам, что надо ждать помощи. Но её не будет. Бесполезно надеяться, бесполезно взывать к небесам. О нас не сложат песни. Никто не узнает, как погибли эти люди, - тихо закончил он.
- Часто я размышлял и часто надвое думал:
точно ль над землёй державствуют Боги?
Иль в мире
Правящих нет, и случай
царит над течением жизни? – пробормотал Визарий.
Трибун поднял голову и глянул на него со странной улыбкой:
- Вначале я считал тебя варваром. Длинные волосы, борода, огромный меч. Но у тебя римская переносица, и ты знаешь современную латинскую поэзию. Тебе нравится Клавдиан?
- Мне нравится, о чём он пишет, - улыбнулся мой друг. – О том, как злодея постигла расплата. О том, что справедливость бывает в мире.
- Если бы, - хмыкнул Метелл.
- И многие здесь думают, как ты? – спросил я.
- Пожалуй, что все, - трибун вдруг сменил тему. – Куда вы ехали, Визарий? Ведь не в нашу обитель скорби, в самом деле?
- В Аквинк, - коротко ответил мой друг.
- А зачем? Кругом война.
- Нам нужен корабль, чтобы добраться до Понта. В Аквинке нанять его проще. Предпочитаю путешествовать водой – так безопаснее.
Трибун покосился на наши мечи:
- Не думаю, чтобы вы боялись схватки. Беззащитными не кажетесь.
Визарий покачал головой:
- Нам с Лугием нельзя защищаться. Вообще нельзя убивать, кроме особых случаев. Мы – Мечи Истины.
Метелл даже присвистнул:
- Не думал, что они вправду бывают! Хотя слыхал, конечно. Вы те, кто бьётся на судных поединках?
Мой друг кивнул.
- О Мечах Истины говорят, что они умирают всякий раз, свершив приговор? Это правда? Ты переживал смерть, Визарий?
Мог бы и у меня спросить, я тоже судил два раза. Не забуду, как это было. Но Визарию доставалось, конечно, больше.
Метелл вдруг оживился, и стало видно, как он молод. Достиг ли тридцати?
- Смерть… какая она? Расскажи мне, каково умирать?
Визарий ответил коротко:
- Больно.
Слабо сказано, между прочим. Несколько месяцев назад Визарию пришлось убить варвара, хотевшего изнасиловать Аяну. Мой друг лежал мёртвым до заката, а после кособочился три дня: Бог Справедливости напоминал о том, что подонок не успел осуществить своё намерение, а потому Меч Истины был не очень-то прав. Визарий говорит, когда суд совершён над виновным, боль проходит вчистую.
Метелл продолжал расспрашивать:
- Ты судил много раз? И ни разу не ошибся?
Меч Истины пожал плечами:
- Я жив пока.
Офицер смутился:
- Это точно. Я не подумал. Должно быть, самое трудное в вашем деле – пережить решение Бога?
- Самое трудное – найти виновного, - ответил Визарий.
***
Кто бы думал, что в этом проклятом месте найдётся для нас работа. Словно Метелл своими расспросами накликал беду. Утром недосчитались одного из караульных. Пропал несносный Квад, стоявший в дозоре у колодца. На камнях двора была кровь, и много, но тело не лежало. Его нашли, когда Аяна пожелала набрать воды. Цепь, опущенная в колодец, оказалась невозможно тяжёлой. Мы с Визарием налегли на ворот вдвоём и вытянули мертвеца. Убийца обвязал его подмышки и спустил в воду. Источник был безнадёжно отравлен.
Метелл смотрел на покойника молча. Потом велел всем покинуть двор. Мы остались втроём.
- Визарий, я хочу тебя попросить, - было видно, что слова даются трибуну с трудом. – Огляди всё, как следует! Теперь я не смогу оборонять крепость, оставшуюся без воды. Мы отступим, и этим людям может понадобиться свидетельство Мечей Истины. Сделайте это!
Визарий никогда не говорил лишнего, если мог обойтись. Он просто кивнул и склонился над трупом. Я следил из-за его плеча. Никогда не мешает учиться, я в Мечах всего два года, а мой дружок судит лет пятнадцать.
Кваду нанесли два хороших удара. Кровь сбежала в воду, он походил на вымоченное мясо, и контуры ран были хорошо видны. Одна, колотая, пришлась между пятым и шестым ребром. Визарий с моей помощью перевернул тело: клинок прошёл насквозь, выходное отверстие было несколько выше входного. Второй удар разрубил ему правое плечо. Обломки ключицы торчали в косой ране, заканчивавшейся у грудины.
- Гунны? - спросил я. Это приходило на ум само: как ещё заставить остатки когорты покинуть крепость?
Но Визарий покачал головой:
- Это сделано римским мечом.
- Объясни!
Длинный палец Меча Истины провёл по краям колотой раны:
- Клинок ромбовидного сечения. Гунны Эллаха чаще бьются однолезвийными мечами, от них остался бы след, напоминающий вытянутый треугольник. В крайнем случае, миндалевидный.
Я покачал головой:
- Это ничего не значит. Сам видел обоюдоострые клинки у стражников вождя.
- Да, но вкупе с другой раной… Взгляни сам: это не мог быть длинный меч кавалериста. Гунн бьёт с потягом, для этого даже черен меча делают чуть под углом к клинку. Рана получается не только рубленная, но и резаная. А здесь…
Я уже видел сам – клинок, нанёсший удар Кваду, был коротким, и его владелец привык просто рубить, сокрушая кости. Тоже, кстати, непохоже на римлян.