- Сюда!
К тому времени и Лугий присоединился к погоне. Убийца петлял между грудами вонючих сетей, пифосами и ящиками, мы не отставали. Раскисший снег скользил под ногами. Мне ещё никогда не приходилось так бегать за кем бы то ни было, дыхание начало сбиваться. А Луперк не подпускал к себе, он знал в порту все закоулки. Очередной поворот в лабиринте. Аяна на бегу бросила стрелу на тетиву.
- Не стреляй, - кричу ей. Убьет его – всё бесполезно.
И в этот миг галл обрушивается на спину убийцы с высокой груды мешков - он разумно срезал угол поверху. Погоня окончена. Я рывком обгоняю Аяну, и вдвоём с Лугием мы скручиваем неуловимого Луперка.
*
Кто бы знал, как я порой ненавижу эту работу!
Мы поймали убийцу. Поднятый на ноги, он едва доставал мне до груди. Щерился, как волк и молчал. Аяна раскрыла на нём рубашку, мы увидели, что на жилистом теле нет живого места. Вести его пришлось на затяжной петле, даже при этом он порывался бежать, и едва не задохся.
Утром Лугий отправился в порт – искать пропавшие деньги квестора. Я с ним не пошёл, мне было тошно. Томба тоже куда-то исчез. Он вернулся лишь под вечер, мрачный, что обычно ему не свойственно. Нубиец всегда умел отыскать светлые стороны в жизни.
- Где ты был?
- У Сфагновой стряпухи. Не смотри на меня так: Лугий нашёл похищенное, и префект вернул всех в дом. Кроме убийцы, естественно. Ждут наследников.
Ничего особенного в моём взгляде нет, я знал, что галл управится. И то, что непокорная дева вызовет живейший интерес нубийца, тоже можно было угадать.
Мой друг сел напротив, сложил руки на столе, поигрывает пальцами – пять к трём. Мне становится ещё тошнее.
- Так и будешь сидеть, ни о чём не спросишь?
- Думаю, ты всё скажешь сам.
И сказал. Такое, от чего в пору завыть дурным голосом.
Луперка Сфагн купил, чтобы ухаживать за лошадьми. Кого и покупать для этого, как не гунна, рождённого на коне? Каким он был слугой, квестору узнать не довелось.
С Луперком была девушка лет пятнадцати. Дочь. Стряпуха Ксантиппа говорит, хорошенькая. Максенцию она показалась подходящей для телесных утех. Сама степнячка так не считала. Кажется, она укусила его от всей души. Утром хозяин вытащил изуродованное тело и приказал закопать.
Вот тогда конюх и кинулся. Его успели перехватить прежде, чем он достал до хозяйского горла, а потом Максенций целый день порол его сам. После порки гунн выжил, но речь отнялась. Мычал, лёжа на соломе ничком, стонал, как животное. Через два дня в доме был покупатель, среди прочего имущества он забрал избитого раба. Вот и вся история.
Бог мой, почему мы живём в мире, где справедливость и правосудие – разные вещи? Кто прав перед тобой: знатный подонок, пьяный от крови и безнаказанности, или убитый горем раб - отец замученной дочери? Или правых вовсе нет?
Много лет я считал, что это возможно - совместить истину и закон. С того дня, когда мудрый Стилихон пощадил обезумевшего от гнева юнца. Много лет я платил свой долг за одну жизнь, отнятую из мести, многих покарал, ещё больше спас.
Но теперь я не знаю, где она – истина. Я потерял это знание в Аквинке, но тогда Ты простил меня. Теперь же мне понятно одно: Лугий не может драться завтра, не должен казнить убийцу. Он не заслуживает того, чтобы сломаться, чтобы утратить веру в справедливость!
Берег подтаял, я спотыкаюсь в темноте, но бреду куда-то, не в силах остановиться. Словно бегу от решения, которое и без того мне ясно… Гунн обречён. Лугий не может рисковать.
Далеко уйти не удалось, галечный пляж упирается в высокую скальную стену. Так и я упёрся в единственный ответ, который не обойти. Под этой стеной нашла меня Аяна:
- Пойдём. Лугий пришёл.
Меч Истины повторил для меня, как он вернулся в порт, как отыскал логово убийцы, где тот дожидался возможности покинуть город: тёмная нора, сарай для хранения сетей. И в пожитках Луперка, конечно, не было золота. К пропаже казны беглый раб касательства не имел.
Лугий был непривычно скуп на слова. Он коротко сообщил, что разыскал владельца корабля, на котором собирался отплыть Максенций. Среди вещей квестора, доставленных на корабль, была шкатулка с деньгами. Меньше, конечно, чем должно было быть. Кое-какие долги он уже оплатил из краденых средств.
Мне пришла в голову мысль:
- Лугий, надо оттянуть разбирательство. По закону за действия раба отвечает хозяин. А хозяин отделается лишь денежным штрафом. Мы найдём того, кто выкупил Луперка, быть может, он согласится…
Мой друг угрюмо качает головой:
- Если бы. Этот добрый человек дал гунну вольную в тот самый день, когда спас его от Максенция. Документ был в вещах. Обгорел ровно настолько, чтобы можно было понять, что это такое, но узнать имя благодетеля нет никакой возможности. Возьми, может, ты что прочтёшь.
И он протягивает мне обожжённый пергамент.
«…нд, настоящим подтверждаю,
…аю на волю немого раба из племени гуннов,
…емого Луперком. Какового раба я купил у Тита Максенция за десять солидов.
Вольноотпущенник Луперк не имеет передо мной никаких обязательств и может самостоятельно устраивать своё существование.
Написано в иды января 444 года от покорения Истрии Римом».
И я понимаю, что этот мир ещё ужаснее, чем я думал. Вот тебе и Эсхил… Иды января, пятнадцатое число. В тот день начался шторм, я не высовывал нос из дома. Пойди я тогда к нему, обернулось бы всё иначе?
Почерк разнится настолько, насколько латынь отлична от греческого. И всё же мне знакома эта рука. Рука человека, который верит, что наступает «конец вещей». Похоже, он и впрямь, наступил.
*
Зачем я пошёл туда? Не знаю. Для того, кто всю жизнь руководствовался разумом, это странный поступок. А ещё мне нужно было пережить разочарование. И понять, для чего он всё это сделал.
Я не сказал домашним. Для них это знание ничего не меняло. Впрочем, у Лугия была какая-то мысль, похоже, моё присутствие его тяготило. Лишь Аяна пристально смотрела на меня. Я почти спокойно положил обрывок вольной на стол, надеясь, что руки не дрожали.
Было совсем темно. Я шёл в верхний город по горбатой улочке, зажатой оградами садов, и думал, что буду делать, если прислуга меня не впустит. Наверное, перелезу через стену. Мне уже давно не случалось преступать закон. Но и человеку, к которому я иду, на закон наплевать. Надеялся ли я на что-то? Наверное.
Опасения были напрасны, мне отворили дверь. Все знали, что хозяин со мной приветлив.
Должно быть, он ждал этого и совсем не удивился. Вышел из трапезной, и в лице его словно облегчение проступило, оттого, что я пришёл.
- Ты хотел спросить, почему? Но, Визарий, это ведь просто. Каждый поэт хочет знать, что интересен ценителям. Ты читал мой свиток и думал, что это великий Эсхил. Это была моя награда. Я бывал в отчаянье, когда ты сомневался.
Кажется, ему удалось удивить меня ещё больше.
- Ты говоришь не о том. Вчера мы поймали раба… он убил Максенция. Его вольная, ты обжег её так же. Скажи, как давно ты замыслил его убить?
Никогда не мог понять выражение его лица, твёрдого и холодного, как мрамор. Он даже стал выше ростом, взгляд зажёгся гордостью.
- Да, я это сделал. Пусть не своими руками. Но взяточник, казнокрад, жестокий убийца понёс наказание. Закон суров, но это закон! Не в этом ли суть правосудия небес? Оно вступает в силу, когда бессильно людское право. Ты должен это знать, Визарий.