Что означало покушение? Может, меня хотели ограбить? Мутными глазами обшарил комнату. Всё было, кажется, на своих местах. Не доставало только серебряного кубка. Украл ли его убийца, вернувшись, чтобы удостовериться в успехе. Или же?.. Прежде, чем уснуть, я заставил себя подойти к погасшей жаровне и поискать на ней яд, едва не убивший меня. Кубок лежал там, вернее то, что от него осталось. Большая часть его расплавилась, превратившись в неровный слиток, который застыл, когда жар сделался недостаточным. А то, что казалось серебром, продолжало ярко блестеть среди углей, собравшись круглой лужицей. Я мог предполагать, что кубок – подделка. Едва ли Валерий стал бы ублажать меня действительно ценной вещью. А как он попал на жаровню? Было ли это случайностью? В одном я уверен – что не клал его туда сам.
Новый спазм заставил поспешно глотнуть молока, после этого я вернулся к своим рассуждениям. Так. Вечером, пригубив вина, я отставил сосуд в сторонку, чтобы не залить случайно страницы. Потом неуклюжий Анус своротил посуду на пол. Значит, это он поставил кубок в жаровню. Но зачем? Пытался ли он убить меня из собственных побуждений? Или это был чей-то приказ? На ум приходил только старый грек, опасавшийся, что я займу место управляющего. Но Приску не доставало ни смелости, ни знаний. Знаний, которые были у кузнеца. Или… или у любого другого, кто мог прочесть трактат, переписанный моей же рукой.
Я это выясню. Но не сейчас. Сейчас мне слишком худо.
*
Разбудил меня Проксимо. Он стоял над постелью и брезгливо разглядывал беспорядок и следы рвоты на полу.
- В чём дело, Визарий? Ты пропустил занятие, я был вынужден разминаться сам. Дядюшка хорошо напоил тебя вчера?
Потом его взгляд упал на раскрытую книгу, на кувшин с остатками молока, на полурасплавленный кубок. И лицо превратилось в маску.
- Не нужно было втягивать тебя в это дело. Погоди, я сейчас.
Не знаю, сколько он отсутствовал – я провёл это время в забытьи. Когда очнулся снова, Проксимо сидел на моей кровати и запихивал мне в рот какую-то тошнотворную, сочащуюся кровью массу.
- Заячьи потроха - ты должен знать. Ешь!
Распухший язык с трудом двигался во рту, но я пошевелил им, чтобы спросить:
- Откуда ты знаешь… что я знаю?..
Вместо ответа он ткнул ложкой в пачку прошитых старых листов:
- Это ведь ты писал?
Ему не требовалось подтверждение. Кажется, он это знал с того дня, как застал нас с Публием в кабинете.
- Визарий, ты врач?
Мотнуть головой оказалось мучительно противно, снова подкатила тошнота:
- Я был писцом… давно…
Дав противоядие, Проксимо покинул меня, приказав отдыхать. Но сон не шёл, я уже почувствовал себя лучше и продолжил обдумывать происшедшее. На всякий случай я вытащил жаровню наружу и глубоко закопал её содержимое. Кто знает, может, яд продолжает действовать до сих пор?
Итак, скорее всего, кубок кинул в огонь именно Анус. Вероятно, он же изготовил его, раз был уверен, что я отравлюсь. Кубок заказал Валерий? Была ли это его воля? Недоказуемо. Да и зачем?
Так, а Анусу зачем? Понятно, что я вызывал у него антипатию, но не до убийства же. И кого он вообще любил?
Я всё больше упирался в мысль, что надо побеседовать с кузнецом. Пригрозить ему в нынешнем состоянии я вряд ли мог, но может в разговоре мелькнёт что-то ценное? Набравшись смелости, я сполз с кровати и убедился, что движение больше не вызывает приступов рвоты, хотя желудок немилосердно болит. К счастью, идти предстояло недалеко – моя хижина соседствовала с кузней.
На дворе царствовал прогретый полдень, напитанный запахом молодой травы и вчерашнего дождя. Проксимо был прав, досадуя, что мы упустили такой день. И всё же я считал удачей, что остался в живых.
Осторожно переставляя ноги, чтобы не вызвать новый бунт внутренностей, продолжал размышлять. Кому интересно, чтобы я исчез? И кто мог читать трактат в библиотеке? Способ покушения не самый обычный. Но и люди подобрались незаурядные. Публий Донат? Я видел лишь один интерес: не платить мне за работу. Он часто сидит в библиотеке, поэтому мог читать об отравлениях плавильщиков. Но Донат хорошо знал мой почерк, чтобы рисковать, что я приму противоядие, о котором сам же писал. Валерия Цинну я за чтением ни разу не видел. Но кубок был подарен им. А зачем ему убивать меня? Проксимо? Ему я насолил больше всех. Он знал трактат, и сам дал мне лекарство.
На какие-то из этих вопросов Анус определённо знал ответы. Но рассказать ничего не мог. Я нашёл его за кузницей, сидящего на корточках. Лицом он уткнулся прямо в груду шлака. Угол был затенён, поэтому всё стало ясно лишь в тот миг, когда я его коснулся.
Он был мёртв уже давно – одежда промокла от ночного дождя, а тело успело закоченеть. Почему он повернулся спиной? Под правой рукой Ануса в шлаке виднелась неглубокая яма, должно быть, там было что-то закопано. Нагнувшись ближе, я разглядел одинокую монетку. Плата за смерть Визария? Или за что-то ещё?
Итак, раб проверял свой клад или прятал его. Убийца подошёл к нему сзади и одним точным движением слева направо перерезал горло. Удар был нанесён с большой силой, его не остановил даже рабский ошейник, по которому скользнуло лезвие. На нём должна остаться хорошая зазубрина! Нож убийцы не только выпустил кровь, он почти отделил голову от тела.
Я только начал осматривать рану, когда сзади послышались шаги. Не хотелось попасть в ловушку подобно кузнецу, я резко обернулся, едва не сражённый приступом дурноты.
Они явились все четверо, и на четырёх лицах жило самое разнообразное выражение. Публий всматривался в тело, пытаясь что-то о нём понять. Валерий сверлил взглядом меня. Проксимо открыл рот от изумления. Даже Сильвию покинула её обычная благодушная улыбка.
- Визарий, ты здесь? – это Проксимо.
- Ты убил его?! – Валерий, как всегда, подозревает худшее.
- У тебя были причины это сделать? – спросил Донат.
Что характерно, практические выводы сделала одна Сильвия. Она произнесла томным голосом:
- Мне страшно. Его надо связать.
Как же быстро меняется настроение у красавиц! А вчера по её приказу мне прислали горячее вино. Интересно, эта новая мысль самостоятельно зародилась в хорошенькой головке или забрела туда извне? В одном я уверен: женщине не под силу удар, которым Анусу почти сняли голову.
Итак, связать меня. Потом упрятать в какую-нибудь темницу для рабов. А потом, попозже ночью туда войдёт убийца. Во что же такое я впутался, чего сам не понимаю?
Донат повторил угрюмо:
- Даже если это Визарий, у него были причины это сделать.
Он сделал ударение на слове «были». Уверенно так сказал. Уверенность и готовность оправдать убийство - с чего бы это? Супруги Цинна настаивали на моём заключении. Проксимо проявил себя хозяином положения и принял решение сам:
- Визарий проведёт время до завтра в своей комнате. Я стану его охранять.
- А завтра? – спросил Публий.
- А завтра посмотрим, - и это прозвучало угрожающе.
*
Я чувствовал, что Проксимо хочет со мной говорить, но приходилось сдерживаться, пока молодой раб устранял беспорядок и следы рвоты в моём жилище. Парнишка лет семнадцати наскоро протёр пол, собрал посуду и покинул нас с выражением искреннего ужаса на лице.