Мы прокляты, если там нет воды.
Эта быстрая отчетливая мысль у него появилась до наступления ночи. Медвежка начала хрипеть во время подъема на гравийную осыпь, тонкий слегка свистящий шум, что звучал, как если бы исходил из сломанной флейты. И она испугалась в первый раз. Когда они достигли глубокого желоба, заполненного более свежей, с острыми камешками, осыпью, она отказалась пересекать ее, роя яму задними копытами и слабо встряхивая головой. Райф немного прошел вперед, но она не последовала за ним, даже когда он позвал ее, и он был вынужден вернуться обратно. Свет начал угасать, и больше всего на свете он не хотел терять ее из виду. Он опасался, что ландшафт может измениться, пока он не смотрит на нее, и Глушь уничтожит ее.
Думать становилось тяжело. Должен был быть проход в обход ската, - он даже однажды видел его, как карту сокровищ, разложенную перед собой, - но не мог держать фактов в голове. Медвежка не хотела шагать через царапающую осыпь. Желоб был узкий. Может быть, они могли бы вдвоем, задом наперед...
Он терял время. Стоя на склоне холма, с остановившимися мыслями, он ощущал только сильный холод. На его ресницах, когда он мигал, сверкал лед. Что-то - он не мог сказать что - дернуло его назад. На мгновение его охватило недовольство; здесь все требовало слишком больших усилий. Плыть по течению было легче. Но когда он увидел Медвежку, ему стало стыдно. Маленькая горная лошадка стояла там, где он оставил ее, пошатываясь и издавая тот же свистящий звук при дыхании.
"Давай, девочка, - уговаривал он, пробираясь к ней через гряду гравия по колено высотой. Осталось недалеко. Мы немного спустимся и затем обойдем". Он не знал, удастся ли им таким образом совершить это, но казалось, что это больше не имеет значения. В таком месте делать было лучше, чем думать.
Ночь опускалась постепенно. Солнце повисло в самом дальнем краю горизонта и курилось. Длинные сумрачные тени мешали рассмотреть путь впереди. Над головой в небе, становящемся темно-синим, загорались первые крупные северные звезды. Райф принялся сгребать с носа и подбородка иней от дыхания и засовывать его в рот. Полученную влагу трудно было назвать жидкостью, но ощущение шипучей прохлады на языке было глубоко приятным. Когда он попытался оказать эту же услугу Медведке, она отодвинулась от него. Кровь сочилась из ее задней ноги, и она опустила свою голову и хвост совсем низко. Она не могла идти настолько далеко, понял он.
Он должен ей достойный конец. Когда он всмотрелся сквозь темноту в поворот холма, его настроение упало. Едва ли они добились хоть какого-то продвижения с заката, просто возвратились по своим следам от желоба. Переведя взгляд с меча на Медвежку, он принял решение. Один час. Не больше.
Он был нежен с ней, когда они одолевали свой последний подъем.
Свет звезд лился на склон холма, заставляя скалы светиться синим. Райф вспомнил о том, как он впервые встретил Медвежку - она была заменой лошади, которую он потерял в горной стране к западу от Рифта - и как она везла его в Крепость Серого Льда. Она сохранила его в здравом уме, он знал это теперь. После похода на серебряный рудник в Черной Яме он был почти потерян. Смерть Битти было нелегко перенести.
Райф окружил себя воспоминаниями. Он не стал бороться с ними или отрицать их: Битти Шенк, сын Орвина и присягнувший кланник Черного Града, заслуживал большего. Он не заслуживал смерти от рук собрата-кланника.
Клятвопреступник, назвал себя Райф, его губы шевелились. В то утро на глиняном дворе он поклялся защищать свой клан... и он не защищал их.
Он убивал их.
Райф втянул воздух, приветствуя холод внутри груди, рядом с сердцем. Он был проклят. А как проклятый человек должен жить свою жизнь?
Скрипящий звук слева вернул его обратно. Повернувшись вокруг, он увидел, что Медвежка заваливается на колени. О боги. Он карабкался к ней, не заботясь, куда ставит ноги. Наступление ночи усилило мороз, и ходить по гравию был как пробираться через море льда. Медвежка сильно вздрагивала. Ее глаза следили за ним, пока он добирался, и все, что он видел в них, говорило ему - он не может ждать дольше.
"Маленькая Медвежка, - сказал он мягко. - Моя лучшая девочка".
Она была прохладной на ощупь. Даже сейчас она тянула голову к его ладони, когда он погладил ее по щеке. Опустившись на колени, он вытянулся всем телом вдоль нее, желая дать ей свое тепло. Ее сердце билось неровно, он мог это чувствовать своей грудью. Осторожно он вытер лед с ее носа. Она была спокойна сейчас, они оба были.