— Мы пришли первыми, нам и гостей принимать. Много дров надо принести, много мяса добыть.
Всю ночь жгли костер, ждали урсулов. Жарили куски оленины на ивовых прутьях, ели, хоть и сыты были, от нечего делать. Хорошо летом, когда дичи полно. Вот и ешь вволю, чтобы голодной зимой было что вспоминать.
На другой день пришлось опять за дровами идти. И еще день и ночь у столба просидели. Урсулов все не было. Еще одного оленя в лесу добыли. Животы у всех, как у сытых волков, раздулись, а все же то один, то другой охотник, кряхтя, поднимался, шел к туше, отрезал кусок мякоти пожирней и, нанизав его на ивовый прут, возвращался к костру.
Капает жир на угли, синеньким огоньком горит, пахнет вкусно. Глядишь, и другой охотник поднялся, тоже к туше оленя пошел кусок полакомей выбрать. Один только Выдра вместо жареного мяса вареное ел. Для того с собой и горшок глиняный привез. Хороший горшок, звонкий. На огне держать можно. В нем он рыбу и мясо варил, добавляя к ним кореньев и ягод.
— Жареное мясо в животе комом лежит, — объяснял он. — А жиденького поешь, и хорошо станет. Вам, молодым, все равно. А вот проживете столько зим, сколько я прожил, узнаете…
День ото дня старика все больше беспокоило, что не шли и не шли урсулы.
— Утки уже крепко в гнездах сидят, — размышлял он, — комары в силу вошли, кувшинки на реке распустились. А урсулов все нет и нет. В прошлые годы они всегда первыми приезжали.
Прошел еще день. Молодым охотникам надоело без дела сидеть, ворчать стали:
— Надо навстречу урсулам идти. Может, случилось что, помощь нужна? Что мы тут зря комаров кормим!
Кто постарше был, уговаривали еще подождать. На землю урсулов нельзя идти. Так уж издавна повелось. Урсулы на землю венов не ходят, и вены на их земле никогда не бывали.
— Потому и живем мирно, не ссоримся. Закон этот нельзя нарушать. Увидят они наши лодки, испугаются, засаду устроят. А прятаться они хорошо умеют. Пустят стрелу из кустов — и поминай как звали. Стрелы хоть и короче наших, зато почти все с бронзовыми наконечниками. Насквозь сохатого пробивают.
— Тогда один челн послать надо, а не всем плыть, — не унималась молодежь. — Одного челна не испугаются, с миром встретят.
Из молодых больше всех Вел спорил. Уж очень ему хотелось землю урсулов поглядеть. Да и предсказание Колдуна помнил. Чуть даже не сказал о нем, но одумался. Не велел Колдун о том говорить.
Еще день прошел. Совсем затомились охотники. Сидят, в огонь молча смотрят. Покачал головой старый Выдра:
— Дождались… Вместо урсулов Тоска-Печаль к нам пришла.
— Какая Печаль? — вяло спросил длинный Выг.
— Черная. Что людей мучает.
— Расскажи! — сгрудились вокруг старика молодые охотники.
— Ну, слушайте.
Выдра уселся поудобнее, подождал, пока все утихли, и начал:
— Давно это было. Люди, звери и птицы тогда на общем языке говорили. Жила в то время одна женщина. И потерялись у нее дети: пошли в лес и не вернулись. Побежала она их искать. Пришла к белкам. «Не видели, спрашивает, детей моих?» — «Не видели», — отвечают белки. Пришла к лисицам: «Не видели детей?» — «Нет, отвечают, не видели». Запрокинула голову женщина, стала у птиц спрашивать. «Нет, — отвечают птицы, — не видели мы детей твоих». Прибежала она к людям: «Не видели, куда мои дети делись?» — «Видели, отвечают, вон на то болото пошли». А сами смеются ей вслед. Обманули ее… Вот с тех пор и ходит женщина эта по лесам да болотам, детей своих ищет. От горя лицом почернела, высохла так, что невидимой стала. Говорить разучилась. Поняла, что обманули ее люди, мстить им стала. Птиц и зверей не трогает, а как увидит костер и одинокого охотника, подкрадется неслышно и мучить начнет, сердце рукой своей высохшей из груди вырывать… Вот так-то! — заключил старик свой рассказ и крикнул весело: — А ну, кто к чужой реке сбегать хочет? Поглядим, нет ли следов каких там.
Молодежь тотчас на ноги вскочила, оживились все, про Печаль-Тоску позабыли. Каждый за топор или копье ухватился.
— Оружие с собой не берите! — строго сказал Выдра.
От холма к лесу урсулов вела такая же, выстланная жердями, тропинка. Да и лес оказался такой же, как у венов. И деревья такие же, и трава, и птицы. На стволах елей видны затески. С пути не собьешься! Вот и река урсулов. Такая же узенькая, только не по моховому болоту, а среди леса течет. Поперек реки деревья упавшие. Не так давно ветровал был: хвоя еще свежая. Нет, не проезжали урсулы, не было их здесь.
Вернулись вены на свою землю, к холму. Еще три дня и три ночи ждали гостей. Решили назавтра с зарей назад плыть.
— Вы как хотите, а я домой без соли не вернусь! — решительно сказал Вел. — Женщины нас засмеют. Да и как весь год жить без соли?
Долго молчали старшие охотники. Долго думали. Выдра наконец сказал:
— Да, плохо жить без соли. Но можно. Лучше бы ты не ходил в землю урсулов, Вел. Не по обычаю это… Но никто не может принуждать человека. Каждый волен делать что хочет, лишь бы это не принесло вреда роду и племени. Иди, если хочешь. Но не ссорь нас с урсулами! Иначе племя жестоко накажет тебя.
— Я не буду драться с урсулами. Я иду к ним, чтобы обменять на соль наши меха. Я иду! А ты, Бал, пойдешь со мной?
— «Топор и копье всегда должны быть вместе!» Или ты забыл этот закон охоты, Вел? — хитро подмигнув, ответил тот.
Прежде чем отправиться в обратный путь, охотники перетащили лодку Вела и Бала к реке урсулов, помогли расчистить лесной завал. Выдра, прощаясь, подарил Балу свой любимый горшок для варки пищи.
— Возьми. Жидкая пища не ложится комом в желудке… Ну, плывите! Мы с Выгом еще пять дней вас тут подождем. Может, вернетесь.
— Нет, — твердо сказал Вел. — Если вернемся, то только с урсулами. А не встретим их, поплывем дальше, до тех мест, где соли много. Без нее назад не поедем.
Вел оттолкнулся веслом от берега, и лодку медленно понесло течением. Оба молодых охотника подняли руки, прощаясь, потом сели на свои места: Бал на носу, Вел на корме лодки. Два весла неслышно вошли в воду, лодка тихо поплыла по темной, укрытой деревьями речке урсулов.
Плыть вниз по реке не то что против течения. Вода сама несет лодку. Сиди себе да правь веслом, чтобы на корягу не наскочить. Хорошо, легко плыть. А на сердце легкости нет. Чужая река, незнакомая. На каждом повороте опасность подстерегает. Может, из-за кустов чужие глаза за тобой следят, может, кто-то уже тетиву лука натягивает… Ухо тревожно ловит каждый шорох в лесу. Но тихо вокруг. Птицы с ветки на ветку перепархивают спокойно, лоси на водопой пришли. Значит, нет близко людей. А все-таки тревожно, боязно плыть по чужой реке. Без единого всплеска опускаются в воду весла, как тень скользит легкая лодка под нависшими сверху деревьями. Молчат Вел и Бал, только глазами каждый кустик обшаривают.
На обед не останавливались, плыли до тех пор, пока солнечный свет не погас на вершинах деревьев. Река урсулов к тому времени стала намного шире. Самое высокое дерево через нее уже не перебросишь. Лес поредел. Меж сосновых стволов далеко видно. Вел облегченно вздохнул: засаду тут не устроишь.
На ночь остановились, затащив лодку в устье маленького ручейка. Прикрыли ее ветками, сами на берег вышли, подальше от лодки легли. А вокруг сучьев сухих набросали, чтобы слышно было, если ночью подкрадываться кто станет. Спали сторожко, вполглаза. А чуть рассвело, опять дальше поплыли. И все время молча, крадучись, как передовые воины перед встречей с врагом.
— Нельзя нам так плыть! — первым нарушил молчание Вел. — Увидят нас урсулы, решат, что не с добрыми мыслями мы плывем. Открыто плыть надо, не таясь. Пусть видят все, что без злого умысла Бал с Велом в чужую землю пришли.
Бал словно только и ждал этого, распрямил спину, свистнул громко, раскатисто. Из густой травы на берегу подскочил заяц, прижав уши, ошалело кинулся к лесу.