Вдвоем с девушкой они быстро подобрали оружие, поймали коней. Вел привязал к спинам животных завернутые в кафские меховые подстилки копья, колчаны, одежду. Потом, прихватив каждый по луку со стрелами и по ножу в чехлах, оба сели на коней, взяв в повод по второму.
— Едем! — воскликнул Вел, направляя своего черного, как уголь, коня по прежнему пути, на полночь.
— Нет! Туда нельзя ехать. Кафы догонят. Вот сюда ехать надо, на заход солнца!
Видя, что Вел колеблется, девушка подъехала к нему ближе, обтерла ему кровь на бедре, сказала тихо:
— Я знаю. Два раза от кафов убегала. На полночь нельзя ехать. Там степь, воды нет. И спрятаться негде.
Вел думал. Да, эта меткая лучница правильно говорит. Надо к реке, к лесу ехать, если есть они здесь. Но не сейчас, на глазах у кафов, а ночью.
— Ничего. Пусть видят, что мы поскакали не на заход солнца, а на полночь! — сказал Вел и пустил своего коня вскачь.
Когда крыши кафских жилищ скрылись из вида, Вел слез с коня, надел на себя одежду кафского воина. И девушка тоже рубашку кожаную кафскую на себя натянула, сбросив свои отрепья. Дальше поехали рядом, не торопясь.
— Ты кто? Как тебя зовут, какого ты рода и племени? — спросил Вел. — Откуда язык венов знаешь?
— Язык венов? — удивилась та. — Значит, ты вен, а не ивич?
— Да, вен. Наше племя живет там, далеко в лесах, — показал Вел рукой на север.
— Знаю. Вас кожеедами называют! — прыснула в ладонь девушка. — Значит, ты вен. Вот почему ты так неправильно слова произносишь.
— Неправда! Это ты неправильно на языке венов говоришь! — рассердился Вел. Он почему-то не мог прямо смотреть на свою спутницу, все украдкой поглядывал, прячась. Потому и рассердился сам на себя. — Это тебе надо учиться правильно наши слова говорить.
Подавив улыбку, девушка согласно кивнула головой:
— Хорошо. Я буду учиться. Скажи, как правильно произносить твое имя?
— Вел… Не Вель, как ты говоришь, а В-е-л…
— Я поняла: Вел. А меня — Лана.
Вел опять украдкой посмотрел на ее длинные, рассыпавшиеся по спине волосы, на брови, как ласточкины крылья, на смеющиеся губы. И ему стало хорошо. Он усмехнулся добродушно.
— Смелая ты. Ловкая. Из лука метко стреляешь. И красивая. Никогда еще не видел таких.
Лана притворилась, что не расслышала этих последних слов. Повернулась назад, сказала задумчиво:
— Кафы, наверно, уже в погоню пустились…
— Нет. Я их знаю. Ночью они спать любят. Утром каждый возьмет двух коней. Помчатся тогда по нашему следу. Надо запутать их. В лесу следы назад повернем, покружим, не найдут они нас… Я хитрый!
— Да, ты очень хитрый: взял да и вышел прямо из травы! Мы так испугались, я и другие рабыни.
— Рабыни? Тебя же Ланой зовут! Скажи: почему у кафов так много людей с именем Раб и Рабыня? Я только и слышал везде: Раб да Раб… Даже меня там, в городе, Рабом называли. Путали с кем-то.
Онемев от удивления, Лана широко раскрытыми глазами смотрела на Вела. Поняв, что он не шутит и не смеется над ней, подъехала совсем близко к нему, сказала печально:
— Раб — это не имя. Так называют побежденных в бою, живыми захваченных. Их кормят и заставляют работать вместо себя. Каф может убить раба, или обменять на другого, или за деньги продать… Ты не знал этого?
— Нет… Но ведь такого не может быть! Пленных или убивают, или отпускают на волю.
— Тебя кафы не отпустили? И меня тоже. А когда убежала, поймали и на ноги цепь надели.
Вел замолчал, задумался. Так вот почему Фабан не дал убить его людям с косичками! Он сохранил Велу жизнь, привез в город, чтобы там обменять на те блестящие кружочки, которые деньгами зовутся. А потом Безволосый продал его Теоклу. Но почему Теокл сначала так хорошо кормил Вела, а потом пятнистого зверя к нему пустил? Зачем?