Вздув в очаге огонь, Гур опять сел передохнуть. Надо было еще сходить к яме со снегом, где хранилась тушка попавшего в силок зайца, потом за водой к колодцу. За водой ходить особенно трудно: под гору надо идти, к болоту.
Время убегало, как сухой песок сквозь пальцы, а главное дело его жизни все еще не было сделано. Железо, найденное им на этом болоте, никак не хотело быть упругим и твердым. Тот восточный мудрец, у которого он, бежав с галеры, долго работал подручным, так и не раскрыл свой секрет. Многое перенял у него Гур, многому научился тайком, по догадке, но главного секрета так и не узнал. Что надо сделать, чтобы не тупились лезвия откованных из железа топоров и мечей? Чего только не делал Гур, каких только способов не перепробовал, тайна железа не раскрывалась. А ведь оно, добытое Гуром железо, совсем такое же, как и у чернобородого, с гладким безволосым черепом Шурбанипала. Может, и в самом деле знал тот тайное слово? Может, напрасно Гур пробует вот уже многие годы разные способы ковки, окунает раскаленное железо то в кровь, то в сало, то в воду? Кажется, нащупал он то, что искал, близко уже к тайне добрался. Топоры его, Гура, работы рубят лучше, чем кафские. Но с теми мечами и топорами, которые делал Шурбанипал, им не сравниться.
А время уходит. И силы уходят. И некому передать то, что сумел постичь за долгие годы труда, лишений и одиночества. Думалось раньше: открою тайну железа, вернусь к людям, покажу, научу, передам все, что узнал. Пусть родное племя станет могучим и сильным. Не вышло… Люди своего же племени сторонились его. Ушел мальчишкой, вернулся из чужих земель почти стариком. Бродил по лесам, но добычи не приносил. Землю копал в разных местах, в печах ее жег… Вот и попал в колдуны! И хотя многих родичей от болезней избавил, считали его не добрым, а злым колдуном: жил неведомо где и делал неведомо что.
Гур усмехнулся, встал с высокого, им самим придуманного деревянного ложа, устланного мягкими шкурами, и, взяв большой глиняный кувшин, направился за водой. Спустившись к колодцу, он чуть не вскрикнул от неожиданности: на воткнутом в снег шесте висела выпотрошенная тушка зайца. Сначала Гур подумал, что это он сам приготовил зайца и забыл про него. Ему уже случалось забывать то, что делал он накануне. Но его заяц в ледяной яме лежал нетронутым. На шесте висел второй, не им добытый, не им ободранный заяц. И тогда Гур испугался. Первым его движением было повернуться и бежать назад, в жилище. Он отвык от людей да и не любил их, хотя раз в год приходил в селения ивичей, чтобы обменять изделия из железа на хлеб и одежду. Но здесь, на бугре среди болота, никто, кроме него, еще не бывал.
Как в молодости, Гур быстро, настороженно осмотрелся вокруг. Нет, тишина и покой над заснеженным болотом. И дорожка следов по нему. Взгляд Гура погас, плечи согнулись. «Кто-то принес мне охапку травы и осиновых веток!» — подумал он горько.
— Но я еще не так слаб, как тот лось! — сказал он вслух, чтобы ободрить себя. Он привык говорить сам с собой за долгие годы одиночества. Взяв зайца и почему-то повеселев, Гур направился к своему жилищу.
…Через день на шесте появилась пара ощипанных и выпотрошенных тетеревов. Прошли день, ночь и еще одна ночь, и Гур нашел у колодца уже не глухарей, а целую тушу молодого лося. Туша была подвешена и разделана по всем правилам охотничьего искусства. Человек, принесший ее, хорошо знал свое дело. А что это был один человек, Гур без труда распознал по следам. Почти до вечера пришлось ему провозиться, заготовляя впрок принесенное мясо. Зато наутро Гур без забот мог вернуться к любимому делу. Нажимая ногой на палку, прилаженную к козьей шкуре, он раздул огонь в каменном очаге, засыпал в него крупный березовый уголь. Дон, дон, дон!.. — застучал молоток по небольшой наковальне.
Работая, Гур всегда открывал двери, чтобы легче дышалось возле огня. И он сразу почувствовал, что в открытых дверях жилища кто-то стоит, загораживая собой свет. Не оборачиваясь и продолжая стучать молотком по раскаленной пластинке железа, спокойным голосом Гур произнес:
— Не надо больше приносить мяса. Принеси воды.
Человек бесшумно исчез. «Он молод, — подумал Гур, — потому что двигается быстро. Он понимает наш язык, значит, он из нашего или близкого к нам племени. Он силен, потому что один издалека принес тушу лося. Он боится меня, потому что пришел не сразу, а сначала задабривал подарками. Я ему нужен, потому что он охотно побежал выполнять мое приказание».