— Но утром, как только новое Солнце взойдет, они подкрадутся и издалека убьют тебя стрелами!
— Пусть убивают. А потом Вел встанет и убьет их своим сверкающим мечом! Не бойся ничего, займись лучше сыном и сушкой одежды. Набери побольше травы для подстилок. А я пойду в лес, на охоту.
Взяв прочное, с широким и длинным железным наконечником копье, тугой лук со стрелами и свой неразлучный меч, Вел не спеша пошел к опушке дубовой рощи. Был тот весенний предзакатный час, когда солнце освещает лишь верхушки деревьев, а внизу, под кронами, меж стволов уже сгущаются сырые, прохладные сумерки. Лес, как путник после целого дня ходьбы, устало и неторопливо готовился ко сну. То там, то здесь взлетали с земли и устраивались на ночь среди густых ветвей черные тетерева и пестрые, хохлатые рябчики. Было их столько, что Вел мог, не сходя с места, сбить стрелами не менее четырех штук. Но не охота интересовала его. Велу надо было узнать, тут ли Одноглазый и Вьюн, или они умчались за подмогой к своему вожаку? Если так, то им с Ланой и в самом деле лучше убраться подальше от этого места.
Вел не пошел по следам коней. Он просто углубился в лес и стал ждать. Прислонившись спиной к шершавому стволу могучего дуба, Вел стал готовить себя к Узнаванию Слухом. Он закрыл глаза и расслабил тело, перестал думать о воинах Яра, успокоил дыхание и удары сердца. Высоко над головой, в дупле, беспокойно заворочалась белка. Еще выше, хоркая, пронеслись над дубом птицы. Вел знал их — это были длинноносые лесные кулики, которые всегда так кричат, гоняясь весной друг за другом на зорях. Все эти звуки не мешали Велу. Он слышал и в то же время не слышал их. Он вошел в жизнь леса как один из этих древесных стволов или наростов на них. Он перестал сознавать себя. Он только слушал, и все новые звуки открывались ему. Вот капля воды сорвалась с ветки, шлепнулась на истлевший лист прошлогодний. Вот какая-то букашка по стволу дуба ползет, лапками кору царапает… А вот далеко-далеко лошадь копытом по корню стукнула. Вел не шелохнулся, он продолжал весь отдаваться миру тончайших, слабых звуков. И некоторое время спустя вновь отсеял среди них звук кольца на уздечке, ударившего по другому кольцу. Да! Сомнений нет: Одноглазый и Вьюн были здесь, в лесу. Они ждали утра и караулили его, Вела. Что ж, он готов с ними сразиться!
Неслышными шагами охотника Вел направился к мерцавшему в сгустившейся темноте костру Ланы. Она за это время успела собрать много сухой прошлогодней травы. Вдвоем они перетряхнули и просушили у костра отсыревшие меха и шкуры, а также запасную одежду. Вел развел очень большой костер. Лана даже забеспокоилась, что запасенных сучьев и валежника не хватит на всю ночь.
— Ничего, — сказал Вел, — больше не надо в костер дров добавлять. Пусть прогорают.
А пока костер горел ярко, Вел не спеша стал приготавливаться ко сну. Он знал, что две пары, вернее, пара и еще один глаз внимательно наблюдают сейчас из леса за его действиями. Вел не спеша взбил повыше травяную подстилку и улегся на ней у костра спиной к лесу, укрывшись с головой широким плащом из оленьих шкур.
Лана хотела лечь с другой стороны костра, напротив Вела, но он заставил ее перенести постель на другое место, сбоку, подальше от него.
— Кто знает, какие они стрелки, этот барсук и вьюн! — проворчал он, укладываясь. И немного погодя напомнил: — Смотри же, не подбрасывай больше дров в костер!
Еще раз накормив сына, улеглась и Лана. Скоро все стихло, в сон погрузились река, поляна и окружающий ее лес. Спали птицы на ветках деревьев, спали белки, свернувшись калачиком в дуплах, спали все, кто набегался и налетался до устали за долгий весенний день. Только мудрый ушастый филин не спал, сидя на толстом суку старого дуба. Своими желтыми круглыми глазами смотрел он неодобрительно на отблески затухающего костра, который мешал ему. Не любит филин света, плохо видит при нем. Вот почему не заметил он, как Вел, лежа на боку, в темноте, осторожно стал набивать травой свою запасную одежду, делая из нее чучело. Не видел филин, что и Лана не спала, а только делала вид, что спит, крепко прижимая к себе ребенка. Зато когда повернул филин голову в сторону леса, в темноту, немигающие глаза его сразу заметили две тени, неслышно скользившие от дерева к дереву, все ближе и ближе к поляне, к погасшему костру Ланы и Вела. Филину некогда было смотреть, что будут делать люди. Он раскрыл свои мягкие крылья и неслышно слетел с дерева прямо туда, где среди прошлогодней листвы неосторожно зашевелилась мышь.
Короткий, отчаянный писк зверька заставил вздрогнуть Одноглазого, недоброе предчувствие шевельнулось в нем от этого предсмертного крика.
— Может, уйдем, не станем его убивать? — шепнул он товарищу. — Нехорошо: он нас как лучших гостей принял. Духи накажут за это.
— Молчи! — ответил чуть слышным шепотом Вьюн. — Не накажут. Когда новое Солнце взойдет, станет можно. Скоро уже!
— Ты его видишь, Вьюн?
— Нет. Темно. И костер погас.
— Оба спят крепко. Не чуют нас. Не забыл? Меч — мне, остальные вещи — тебе, да? Смотри, Вьюн, моим меч тот будет!
— Как уговорились… Твой меч, твой!
Весной, когда сыро на лугах и в лесу, когда не вошли еще в берега реки, по утрам, перед восходом солнца, встают сильные туманы. Заволокло туманом и эту поляну. Но едва лишь солнце озарило первыми лучами вершины деревьев, как туман стал быстро редеть, подниматься вверх. Вот уже различимо стало большое, укрытое с головой плащом из оленьих шкур тело хозяина костра, лежавшее на боку, спиной к лесу. И тотчас две стрелы, просвистев, вонзились в эту широкую спину. Страшным голосом закричала проснувшаяся Лана, с победным криком бросился через поляну к костру Одноглазый, торопясь овладеть небывалым, невиданным по красоте и силе оружием. Но еще одна стрела коротко пропела в тумане, вошла Одноглазому между лопаток…
Высокий и тонкий Вьюн не спеша вышел из леса с луком в руке. Даже не взглянув, прошел мимо убитого товарища, уже издали прицелившись взглядом к испуганной женщине, свидетельнице двойного убийства. А когда подошел он ближе и почувствовал неладное в слишком уж неподвижной фигуре Вела, во взгляде Ланы, в котором был не ужас, а торжество, когда он увидел вблизи все это и понял, что в чем-то просчитался, было уже поздно: отбросив в сторону шкуры, из причаленной к берегу лодки поднялся ему навстречу живой, невредимый Вел с обнаженным мечом в руке…
И опять потекли для Ланы и Вела спокойные дни на спокойной безлюдной реке. Длинные весенние дни, заполненные охотой и ловлей рыбы, приготовлением пищи и устройством стоянок, собиранием дров для костра и тяжелой, изнурительной работой на веслах. Особенно трудно стало, когда их лодка вошла в еще более широкую реку. По этой реке, как Гур наказывал, надо было плыть уже вверх, на полночь, против течения. Вот где пригодились и сила и умение Вела! Путь он выбирал так, чтобы грести было легче. И на весло налегал рук не жалея. А все-таки продвигались вверх медленно. Целых два полнолуния миновало, прежде чем добрались они до верховьев этой могучей реки, протекавшей густыми, не рубленными никем лесами.
Работая веслом, Вел часто возвращался мыслями к Яру и его воинам, да и всем ивичам тоже. По каким законам живут они? Людей на цепь не сажают и на золото не обменивают, как кафы и другие конные люди. Законы гостеприимства знают. И торг честно ведут. А свой бьет своего! Как мог Вьюн в товарища, в родича стрелу пустить? Как мог Яр у своих же селян скот забрать? А селяне своих же воинов кормить отказались. Невозможно понять всего этого…
Много раз, когда проплывали они мимо устья небольшой, кишевшей рыбой речушки, или заросшего светлым сосновым бором холма, или другого удобного для жилья места, говорила Лана ему:
— Вел, останемся здесь!
В своих мечтах она уже видела на этом холме дерновую крышу жилища, а внизу, у реки, — долбленую лодку, длинные сети на шестах, выжженные участки леса под хлебные нивы…