Выбрать главу

Мы могли так никогда и не узнать, какая затея была у Варяга на уме. Поэтому оставалось только забыть.

Через полчаса его погрузили на заднее сиденье «Рено». С ним поехал Горец, за рулем — Монах. Командир приказал остальным отправляться на базу, по пути не встревать ни во что. Сам он тоже собирался ехать в госпиталь, тот самый, где зашивали Богослова. Я догадался: он надеялся, что Варяг перед смертью придет в сознание, и тогда рядом с ним должен оказаться кто-то свои. Я заявил, что пойду с ним.

— Хорошо, — ответил он. Командиру сейчас тоже нужен был рядом кто-то свой. Я это понял по его все еще будто пьяным или больным глазам. Он словно задавал себе вопрос «Почему?» — и не находил ответа. Почему Варяг так поступил с нами? Или — почему он сам, командир, допустил такое, проглядел? А может — почему все не могло быть по-другому?

До госпиталя мы добрались на час позже Монаха-Шумахера. Он и Горец сидели в коридоре возле операционной. Варяга сразу положили под нож, но до сих пор оттуда никто не выходил, ничем не обнадеживал.

Через три часа Варяга перевезли в реанимацию. Хирург, делавший операцию, обошел врачебный этикет далеко стороной:

— Он умрет. Дело времени. Можете остаться, но не в таком количестве.

Монах и Горец отправились на базу.

Трое суток мы с командиром жили в коридоре госпиталя. Покупали в ближайшем магазине еду, спали по очереди. Сестры и нянечки поили нас чаем и испуганно расспрашивали про «стигматы» Варяга Командир отмалчивался на этот счет, я тем более. Утром мы ходили на литургию в церковь при госпитале, заказали молебен.

Поздно вечером третьего дня Варяг открыл глаза Было мое «дежурство», я кемарил на стуле и чуть не заорал, когда его перевязанная рука коснулась меня.

— Кто… здесь? — выдавил Варяг.

— Я… Костя… и командир, — пролепетал я.

— По… зови.

Я пулей вылетел в коридор, растолкал спящего командира.

— Там… Варяг…

Он бросился в палату. Я зашел внутрь, но остался у входа Страшно было видеть распятого, ожившего и разговаривающего.

— Федьку… они забрали… — рвано говорил Варяг. — Я его… прикладом…

— Я знаю. Он звонил из «Блиндажа». Но мы опоздали. Зачем ты это сделал, Денис?

— Я… знал, ты… уничтожишь «сепаратор»— я хотел… проверить… запустить его… с поправкой… — Он попытался усмехнуться» разбитые губы плохо двигались. — Вычитатель… существует… Я хотел вычесть… всю сволочь… План возник… в аэропорту… Я не предатель, командир… не смотри на меня так… Просто… ты не дал бы мне… сделать это…

— Не дал бы.

— Я вычислил Консультанта… Он стоял там… наблюдал… Уверен… директор подал ему знак… табличкой… Они знали друг друга… Потом он стал уходить… я убил директора.. Это тоже план… сказать… что преследую убийцу… Он сел в такси… в городе пересел… ему прислали машину… Тогда я последний раз звонил… сыграл свое убийство… На светофоре… я снял шофера и охранника… выволок Консультанта… прострелил ему руку… чтоб не дергался… пересадил к себе… В «Блиндаже» отобрал у него… Это просто компьютер… Но я таких не видел… Клавиш больше… Обозначения… непонятные… хотел разобраться… А тут Богослов… Он не должен был… Потом пришли эти… На «сепараторе» маячок… Консультант… бывший русский… Пауль Гейнц… Я узнал его… учились вместе… сволочь… на самом деле… Павел Генкин…

Варяг замолчал, задыхаясь, и закрыл глаза.

— Устал…

— Костя, живо врача!

— Нет, — запротестовал Варяг. — Не надо… Хорошо, что ты тут… Я скоро… уже скоро…

— Здесь есть священник, — сказал командир.

— Священник?.. — Варяг дернул уголком губ. — Нет… Поздно мне… о душе думать…

Командир молчал.

— Я же говорил, — наконец нарушил он тишину, — нет у тебя защиты от дурака. А дурака ты свалял крупного.

— Свалял, — эхом повторил Варяг.

— Нечестивых не победить их методами. Вспомни Константина. Чем он побеждал… Мы все приходили в отряд, чтобы повторить его выбор, может быть, сами того не зная поначалу.

Император Константин, догадался я. Его знамя с крестом и надписью «Сим побеждай».

Варяг ничего не ответил,

— Ты знаешь, что они с тобой сделали? — спросил Святополк.

Молчание. Мерный писк аппаратуры.

— Командир… хочешь сказать… они сделали меня… мучеником… повторили мной Христа?..

— Но ты же не принимаешь Христа, как и они. Выходит, они зря старались.

— Зря старались? — На разбитом лице очень трудно изобразить сильные эмоции. Варягу это удалось. Потом он расслабился и произнес: — Да, это аргумент… Эта свора ненавидит крест…

Почему?

— Потому что его ненавидит их хозяин, тот, кому они служат, — пожал плечами командир.

— Я не верю ни в крест, ни в дьявола, — на пределе сил выдохнул Варяг. — Не мучай ты меня, командир…

— Да ты же сам себя мучаешь. Если уж не верить, так не верь и в свое неверие. Так логичнее.

— Не могу…

— Можешь, — настаивал командир. — Просто смирись с тем, что Бог тебя любит,

— Смириться… Слово-то какое… Жесткое слово… Больно бьет… — Лицо Варяга было страшно напряжено. Мышцы затвердели в кривоватую маску.

— Врагу не сдается наш гордый Варяг? — горько усмехнулся командир. — Ты нарастил на себе панцирь, в который оно бьется и не может пробить. Этот панцирь — не ты. Сними его. Тогда не будет больно. Слово войдет в тебя, как меч в ножны.

Варяг снова и надолго замолчал. Командир сел на стул рядом с ним. Мне тоже было тяжело. Душа горела. Она не понимала, почему так легко может быть отброшен вопрос жизни и смерти, любви и ненависти. Почему изо всех сил — последних сил — надо сопротивляться ему?

— Хорошо, — хрипло произнес Варяг. — Я попробую. Зови… своего священника Да поможет мне святой Константин. — Он так и оставался до конца усмехающимся, скептичным Варягом. Но смеяться сейчас мог только голосом.

Командир обернулся ко мне. Я метнулся в коридор и побежал. За спиной словно крылья выросли.

Батюшка с дарохранительницей в руках еле успевал за мной на обратном пути.

— Да не лети так, пострел, — увещевал он меня. — Без покаяния не останется, если есть желание.

Моя пробежка наделала шуму, теперь в палате у Варяга толпились медсестры и врач. Священник властным голосом попросил всех оставить его наедине с Варягом.

Минут сорок после этого я ходил по коридору как маятник. Командир сидел на диване мраморной статуей.

Наконец дверь палаты открылась. Священник вышел на порог. Широко перекрестился.

— Прими, Господи, душу новопреставленного раба Твоего…

Отчего-то сразу стало легко, спокойно, И немного торжественно.

Лицо Варяга также было безмятежным светлым.

Похоронили его на местном кладбище. Мы вернулись на базу.

— Трое, — сказал командир. — Мы потеряли уже троих. Это много.

Судьба Богослова оставалась неизвестной, но на его возвращение мало кто надеялся.

— Какой человек был, — горевал Папаша — Суп из фотокамеры варить мог!..

Папаша был очень привязан к Богослову, несмотря на то, что на его долю выпадало больше всего Федькиных «диверсий». То из камуфляжа, развешенного на дереве для просушки, Богослов сито сделает — искры от костра поднимет так ловко. То в речке его искупает — пострелять по мишени решит, когда Папаша тихим вечером раков под мостом высматривает и никакого нападения врагов не ожидает. В общем, сам не свой стал Папаша из-за потери Богослова.

План Варяга по «вычитанию сволочи» командир не стал скрывать, рассказал всем. Эта идея вызвала спор на весь вечер. Сторонником Варяга объявился Февраль. Он размечтался и предложил запрограммировать «сепаратор» так, чтобы в Базовой реальности, как это назвал Богослов, осталась только цивилизация Третьего Рима. Все остальные вычесть. Его поддержали Фашист и Горец.