Это сейчас сэр Чарльз упирается, пока северяне не атаковали земли, находящиеся под властью Чужаков. Но, прорвав заслон горцев, они непременно попытаются захватить как можно бульшую территорию. Весь дарийский континент может попасть в безумные жадные лапы Турры и его орды, а многие из них куда меньше люди, чем их предводитель. И тогда Чужаки узнают о колдовстве куда больше, чем хотели бы.
А если Чужаки победят? Корлат не знал, сколько войск способны выставить островитяне, когда разразится война. О существовании келара они узнают от Турры, и урок будет ужасен. Но даже келар в конечном итоге не всесилен. А Чужаки упрямы и мужественны в своем упрямстве. Они часто ведут себя глупо, еще чаще неэффективно и не верят ни во что, чего не могут увидеть собственными глазами. Но они старательны, на свой манер, и нередко заботливы. Если Чужаки победят, они пошлют в горы врачей, и фермеров, и семена, и плуги, и каменщиков… И через поколение его народ станет таким же безликим, как и остальные дарийцы под властью островитян. А Чужаки очень способные управленцы, исключительно за счет упрямства. Что однажды попало к ним в руки, того они не выпустят. И Корлат не увидит восстания.
Надеяться на победу северян было неприятно.
Бульшую часть сказанного Всадники знали, пусть и не видели этого с той ужасной ясностью, на которую был обречен Корлат, а именно она обуславливала теперь его приказы. Королевские Всадники не имели обыкновения спорить со своим господином, но Корлат обычно поощрял обсуждение. За исключением тех случаев, когда бывал захвачен Даром и не мог как следует слушать ничего больше. Но в этот послеполуденный час Всадники не отозвались ни словом, и Корлат, высказавшись до конца, просто умолк.
Он удивился не меньше, чем его люди, когда услышал собственный голос:
– И еще одно, последнее. Я возвращаюсь в город Чужаков. Девушка… девушка с желтыми волосами. Она едет с нами.
4
Харри смотрела из окна своей спальни на залитую лунным светом пустыню. По бледному песку плыли тени, от темной впадины до кучки сухих кустов. Почти верилось, что у теней есть стремление, намерение. Она часто играла в эту игру. Ей полагалось быть в постели – она слышала, как часы пробили два. Расположение и голос больших часов в переднем зале были таковы, что звук разносился по всему большому дому. Часы главенствовали здесь. Вероятно, их было слышно даже в комнатах слуг, хотя Харри ни разу не представилось случая это выяснить, а спрашивать она не решалась. Она часто гадала, специально или случайно часы расположены так, чтобы насильно сообщать о проходящем времени всем обитателям Резиденции, ежедневно, ежечасно. И почему их не переставят? Кому охота считать время, проведенное без сна?
Когда она только приехала, бессонница мучила ее очень сильно. Раньше ей и в голову не приходило, что она не сможет заснуть без шума ветра в дубовых кронах за окном. Она прекрасно спала на борту корабля, когда опасения за собственное благополучие должны были, по идее, терзать ее сильнее всего. Однако шелест беспокойного пустынного воздуха заставлял ее бодрствовать ночь за ночью. Он слишком походил на речь и ничуть не напоминал утешительное бормотание дубовых листьев.
Но это по большей части прошло за первые несколько недель. С тех пор плохие ночи у нее случались редко. «Плохие? – подумала она. – Почему плохие? Я редко чувствую себя хуже на следующий день, если не считать некоторой раздражительности, сопровождаемой ощущением, что мне следовало провести все эти тихие часы во сне».
Однако последняя неделя выдалась такой же бессонной, как и первые. Две ночи она провела, свернувшись калачиком на диванчике у окна спальни. Она дошла до того состояния, когда даже вид собственной постели делается невыносим. Вчера Анни, придя ее будить, обнаружила ее по-прежнему у окна, где Харри задремала незадолго до рассвета. Горничная, будучи спокойной и разумной девушкой, была потрясена. Похоже, ей хватило бестактности упомянуть об этом при леди Амелии. Та, несмотря на все треволнения прошедшей недели, все равно нашла время остановиться у комнаты Харри как раз во время отхода ко сну, покудахтать над подопечной и заставить ее выпить немного чудесного теплого молока. (Молока! – мысленно фыркнула Харри, раз и навсегда отказавшаяся от него в двенадцать лет после первой взрослой чашки чая.) К тому же леди Амелия заставила ее пообещать, что она попытается заснуть – как будто усилия тут что-то значили! И с пристрастием допросила девушку о самочувствии.