– Джек, – окликнула она.
– Мм?
– Вы видели ущелье Ритгера?
– Нет, а что?
– Ну, вроде бы командир должен просчитывать все наперед… Я прикидываю, насколько глупо будут выглядеть наши несколько дюжин, растянутые поперек прохода, когда… если… северяне действительно решат им воспользоваться.
Джек скривился:
– Не очень… глупо, я имею в виду. Полагаю, ущелье весьма узкое. На дальней его стороне долина расширяется, но сам проход мы на некоторое время наверняка заткнуть сумеем. Хватит даже нескольких человек.
Харри выдохнула:
– Я все думаю, насколько это дурацкая затея.
Джек улыбнулся:
– По крайней мере, благородная и из лучших побуждений.
В ту ночь Харри снился сон. Ущелье Ритгера, Врата Мадамер, представляли собой узкую расселину в скале, шириной не больше чем два конских крупа. На южной стороне небольшое каменистое плато резко обрывалось в лесистый склон. На севере открывалась широкая чаша долины, покрытая унылым кустарником и битым камнем. «Неровная поверхность, – подумала она во сне, – и никакого прикрытия. Не самое выгодное поле боя». Долина медленно поднималась к последнему узкому проходу в скалах. Во сне Харри обернулась и увидела, как цепочка всадников с предводителем на высоком гнедом коне, сиявшем на солнце, как пламя, поднимается по тропе на скалистое плато. Она уже видела этих всадников, с трудом взбирающихся по горному склону. Знакомое видение успокоило ее. Возможно, в конце концов, она сделала правильный выбор на развилке. Возможно, она оправдает веру Люта в нее.
А Корлат?
Девушка рывком проснулась. Вокруг царила предрассветная серость, но она все равно поднялась и начала разводить костер. Она заметила, как дрожат руки, и рассердилась. А затем огонь разгорелся, и в его огненном сердце она увидела два лица. Первое принадлежало Корлату. Он стоял тихо, глядя на что-то, чего она не могла разглядеть. Вид у него был печальный, и эта печаль сдавила ей сердце, словно она сама послужила ее причиной. Затем лицо его снова превратилось в пламя походного костра, но языки его мерцали и переплетались и сложились в лицо Аэрин, которая иронично улыбалась. Возможно, Аэрин имеет какое-то отношение к тому, что Сенай и Терим последовали за ней, а Джек послал Ричарда просить за форт Генерал Мэнди в одиночку, подумалось Харри. Она чуть заметно улыбнулась лицу в огне. Аэрин отвела взгляд, словно что-то отвлекло ее внимание, на щеке ее мелькнул синий блик, наверное, от рукояти Гонтурана… И снова только потрескивает маленький костерок.
– Стало быть, выезжаем рано? – Голос у Джека был хриплым спросонок.
– Да, – отозвалась Харри. – Мне не нравятся мои сны… и я… подозреваю, что к некоторым из них стоит отнестись внимательно.
От их голосов заворочались и остальные спящие, и к тому времени, когда солнце взошло над гребнем гор справа от них, отряд уже оставил позади несколько миль.
– К завтрашнему дню будем на месте, – сказала Харри на полуденном привале, и мрачность собственного голоса удивила ее.
Она сидела на земле. Наркнон подошла к ней и в утешение обернулась вокруг ее плеч, словно меховой плащ.
Внезапно в стороне послышалась возня. Харри резко обернулась, положив руку на Гонтурана. Из-за деревьев выступила высокая женщина, по бокам от нее переминались двое Джековых солдат. Вид у них был встрепанный, слегка раздраженный и испуганный. Один держал в руке ломоть хлеба, а другой кинжал, но как держат хлебный нож, а не оружие. Женщина была одета в коричневую кожаную тунику, плетеный пояс небесно-голубого оттенка, цвета, на котором отдыхает глаз, обхватывал ее талию, голову прикрывал тускло-малиновый капюшон. На плече висел колчан со стрелами, а в руке она небрежно держала длинный лук с двумя бусинами под цвет пояса, привязанными под самой накладкой.
– Я Кентарре, – представилась она. – Простите внезапность моего появления.
– Филанон, – выдохнула Сенай, напряженно вставая рядом с Харри.
– Кто? – прошептала Харри и повернулась к высокой женщине. – Вы доказали, что нам следует выставлять часовых, даже собираясь откусить кусок хлеба. Мы думали, мы здесь одни, а спешка, к которой вынуждают нас наши дела, сделала нас беспечными.
– Часовые, думаю, меня бы не удержали, и вы видите, – Кентарре подняла лук, – я пришла к вам с миром. Любой из ваших людей остановит меня прежде, чем я успею положить стрелу на тетиву.
Она говорила по-горски, но выговор ее был странен, а интонации непредсказуемы. Харри внимательно прислушивалась, не уверенная, что расслышала правильно, поскольку сама еще не настолько привыкла к горскому наречию. Возможно, именно ее внимание уловило непроизнесенное «даже» перед «я», и она чуть заметно улыбнулась Кентарре, та стояла абсолютно неподвижно, улыбаясь в ответ. Наркнон подошла и уселась с видом сторожевой кошки у ног Харри. Она одарила Кентарре своим характерным долгим ясным взглядом и затем, не шелохнувшись, принялась урчать.