Он кивнул.
– Думаешь, я не знаю, как себя вести? – не выдержала она наконец.
И, получив в награду очередную длинную паузу, почувствовала, как кровь приливает к лицу.
– Ну, не то чтобы не знаешь… – выдавил наконец Ричард. Она поморщилась, и он начал: – Ан…
– Харри, – твердо сказала она. – Все равно Харри.
Судя по недовольному виду брата, она только что подтвердила его худшие опасения на свой счет, но уж в этом вопросе уступать не собиралась. Ричард понял, что по части имени сестра непреклонна, и вроде бы смирился. Во всяком случае, не попытался продолжить спор, но отодвинулся на сиденье в свой угол и уставился в окно.
В голосе брата Харри слышала искреннюю тревогу, а вовсе не стремление задеть ее. В детстве они на пару жили вольными птицами, но, когда Дикки отправили в школу, мама уволокла ее в дом, за шкирку, а то и за уши, и начала долгий трудный процесс придания маленькой разбойнице хотя бы отдаленного сходства с благовоспитанной юной леди.
«Похоже, начать следовало много лет назад, – говорила она своей насупленной дочери. – Но вам было так хорошо, да и Дикки предстояло скоро уехать. Мне казалось нечестно мучить тебя уроками раньше его. – От этих слов личико девочки слегка посветлело, поэтому мама с улыбкой добавила: – И, кроме того, мне самой всегда нравилось ездить верхом, лазить по деревьям и падать в пруды».
После такого искреннего выражения сочувствия со стороны противника уроки перестали казаться ужасными. С другой стороны, возможно, мама подходила к образованию не так серьезно, как следовало бы. В погожие деньки они часто брали завтрак с собой и уезжали вдвоем, чтобы подбодрить себя, как говорила мама, толикой свежего воздуха. Но зачастую учебники за целый день так и не покидали седельных сумок. Дочь научилась любить книги, особенно приключенческие романы, где герой скачет на красивом коне и прогоняет всех разбойников серебряным мечом, но в вышивании осилила только самые простые стежки. А танцевать согласилась лишь после того, как мама указала ей, что приобретенные на паркете изящество и умение держать равновесие несомненно пригодятся ей в седле. Навыки ведения хозяйства в ветхом загородном доме она освоила достаточно, чтобы вполне успешно принять на себя управление им во время последней маминой болезни. И в первые ужасные месяцы после маминой смерти ей помогла именно постоянная необходимость заниматься мелкими делами. По мере убывания первой боли потери Харри обнаружила, что полезной быть приятно.
А спустя пять лет умер отец. Потрясение усугублялось сознанием того, что теперь ей придется покинуть дом, оставив его в равнодушных руках управляющего. Однако форпост Островной империи далеко на востоке, куда определили Ричарда и куда предстояло перебраться ей, представлял собой крохотное и уединенное поселение, и это утешало. В свое время мама водила ее на небольшие местные балы и прочие увеселительные мероприятия, какие могло предложить их скромное сельское окружение. Там Харри «вела себя достойно», но удовольствия не получала. В первую очередь из-за роста: она была выше всех женщин и большинства мужчин.
Ничего осмысленного касательно его тайных опасений из брата вытянуть не удавалось, а маленький скрипучий поезд нес их на север. Поэтому Харри принялась задавать общие вопросы – вопросы туриста – о своей новой стране. Тут ей повезло больше. Уловив ее искренний интерес, Ричард явно смягчился и стал очень забавно рассказывать про городок, где их ждали сэр Чарльз и леди Амелия, – единственный мало-мальски значительный город на три дня пути вокруг.
– Где-то посреди бескрайней пустоты есть телеграфная станция, там останавливается поезд – и все.
Городок назывался Истан, от искаженного местного «Ихистан», которое сочли слишком трудным для произношения. По окраинам его рассыпались небольшие приземистые коттеджи. На тщательно орошаемых полях росла упрямая местная хлебная культура с пушистыми колосьями – корф. До прихода островитян Истан был крохотной деревней, куда раз в две недели съезжались на базар фермеры, пастухи и кочевники из окрестных земель, а несколько горшечников и ткачей держали лавки. Островитяне сделали из деревушки форпост и расширили ее, хотя центром поселения остался рынок. На восточной окраине возвели форт, назвав его в честь генерала Леонарда Эрнеста Мэнди.
Островитяне покрыли завоеванную ими восемьдесят лет назад страну плотной сетью опорных точек, и в последнее время Истан сделался в этой паутине довольно важным узлом. Узлом по-прежнему изолированным – никто не ездил туда без необходимости. Городок стоял на краю великой пустыни на севере полуострова-полуконтинента, который островитяне называли Дарией. Но тринадцать лет назад в Рамидских горах на северо-западе открыли Аильские копи. Спустя восемь лет копи официально объявили самым прибыльным предприятием на всем Дарийском континенте, а это о многом говорило. Прибыли от одних только апельсинов окупали жалованье половины гражданских служащих провинции.
– Добираться до копей – тихий ужас, дорога в Рамидах ужасная. Истан находится на единственном мало-мальски приличном пути к копям. Притом это последний достаточно крупный город, где можно пополнить запасы любого каравана или отряда, следующего туда или обратно. Вот почему к нам протянули наконец железную дорогу. Раньше кто бы стал забираться в такую даль ради нас, развлечения-то у нас весьма скудные. Но копи нынче большое дело. Возможно, даже решат пробить дорогу через Рамиды. Удачи им в этом начинании.
Истан также оставался стратегически важным пунктом. Хотя к югу от него граница подвластной островитянам территории стремительно уходила на восток, придвинуть ее ближе к горам на севере и западе так и не удалось. Местные, научившиеся управляться с пустыней ради самой жизни в ней, оказались куда упрямее своих южных сородичей.
Харри читала кое-что о Дарии еще дома, когда три года назад впервые услышала о назначении Ричарда. И вот теперь прочитанное обрело плоть и кровь – западный ветер, дующий на нее с богатых Аильских копей, странный зеленовато-бронзовый оттенок неба и рубиново-красные закаты. Она видела тускло-коричневые мундиры расквартированных здесь солдат – вертикальная красная полоса на левой стороне груди означала службу в Дарийской провинции под Островной верховной властью. Чем глубже они забирались, тем больше становилось солдат.
– То, что восточная граница кончается Истаном, до сих пор не дает всем покоя. Похоже, отсутствие столь желанной прямой линии с севера на юг для властей просто невыносимо. Грозятся предпринять новые наступательные операции, но полковник Дэдхем, он главный в старом Мэнди, в это не верит. Да и кому охота владеть кучей песка? Вот плодородные земли на юге и копи – ради них тут стоит сидеть.
Харри поощряла брата рассказывать о правительстве ее величества в королевской провинции Дария. И даже слушала описания должностей и обязанностей гражданских служащих, с которыми в основном имел дело Ричард, хотя и не слишком внимательно. В итоге в Истан она прибыла с некоторым представлением о типичном восприятии Дарии островитянами. И она собственными глазами видела и корф, и кучки странствующих лудильщиков-дальбади, и изменяющийся цвет почвы под ногами: красный на юге, коричневый в центре и желто-серый на севере. Она отличала широколиственный ильпин от голубоватого вечнозеленого тортука, а когда леди Амелия вышла встречать ее с приколотым к корсажу букетиком розовых цветов пимчи, она сразу узнала их.
Леди Амелия оказалась маленькой круглой дамой с большими глазами цвета лесного ореха и вьющимися седыми волосами. Ее внешность носила печальный отблеск угасающей красоты. Муж ее сэр Чарльз был ростом с Ричарда, но гораздо шире его. «Небось за сотню весит», – бесстрастно подумала Харри, пожимая ему руку. Красное лицо оттеняли белые волосы и роскошные усы. Голубые глаза казались на таком лице мелковаты, но вокруг них в изобилии разбегались морщинки от смеха, и улыбался он тепло. Было похоже, что ее приезда ждали с нетерпением, и она немного расслабилась. Хозяева, как это ни удивительно, не проявили ни малейшего высокомерия по отношению к бедной родственнице – притом чужой бедной родственнице.