Роза, которая работала в кухне и не посещала занятий по французскому, очень быстро научилась объясняться жестами и великолепно находила со всеми общий язык. В обеденный перерыв она часто заходила за Эллен, и они садились в углу двора, наслаждаясь летним солнцем, болтали, смеялись и обедали. В харчевне Розе намекали, что молодой кузнец за ней ухлестывает. Роза уже заметила, что норманнские слуги расстраивались, когда Эллен за ней заходила. Они были уверены, что у англичанина намного больше шансов завоевать ее сердце. Розу это очень веселило. Она, по-детски радуясь, поддерживала эти слухи, иногда посылая Эллен на прощание воздушный поцелуй. И Роза, и Эллен вскоре стали чувствовать себя в Танкарвилле как дома. Вероятно, это произошло из-за того, что они были еще молоды и с надеждой смотрели в будущее.
Гленна, которая вначале боялась чужбины, теперь была очень довольна тем, что они переехали. Уильям Танкарвилльский предоставил им красивый дом и дал им рабочих и материал, чтобы его обустроить. В просторной гостиной с большим очагом стоял длинный дубовый стол с двумя лавками, а в углу на деревянных полках были сложены горшки, тарелки, кружки и бокалы. Но больше всего Гленна гордилась двумя роскошными креслами с высокими спинками и резными подлокотниками – такие имелись только в домах дворян. На второй этаж, где было две спальни, вела деревянная лестница. В одной спали кузнец и его жена, а в другой – подмастерья.
У Донована в кузнице было полно работы. Мастерская была оборудована двумя большими горнами – каждый из них был в два раза больше, чем те, с которыми он работал в Англии, – тремя наковальнями и двумя большими точильными кругами для длинных лезвий. В новой кузнице было достаточно места для мастера, двух-трех подмастерий и трех-четырех работников. Уильям Танкарвилльский настоял на том, чтобы кузница Донована была достаточно большой, – он хотел, чтобы у того было много учеников. Хотя Доновану было трудно представить себе, как он сможет научить местных бездарей, ему пришлось смириться, и вскоре он взял в ученики двоих молодых парней.
Старшего звали Арно. Он уже три года проработал в деревне у простого кузнеца, и у него, по крайней мере, были какие-то навыки в кузнечном деле, так что Доновану не пришлось начинать с нуля. И все же некоторые приемы Арно приходилось осваивать заново. При этом он, казалось, всегда помнил, какая это честь – работать с Донованом, он постоянно старался добиться похвалы мастера. Эллен очень огорчило то, что Донован не заставил его проходить испытание с заготовками. При этом Арно был красивым парнем с карими глазами и изогнутыми бровями. Он осознавал свою привлекательность для женщин и охотно этим пользовался, что Эллен очень не нравилось.
Второй парень, Винсент, был немного моложе Арно. Он должен был помогать Арту. Винсент был силен как бык, у него были глубоко посаженные глаза и чрезмерно широкий нос. Он восхищался Арно и с детским восторгом бегал за ним повсюду, как собачка. Арно его презирал, но милостиво позволял ему любоваться собой, потому что ему это льстило.
Эллен старалась избегать Арно вне кузницы, потому что не доверяла ему. Единственной выгодой присутствия обоих парней в кузнице для Эллен было то, что Донован уделял ей теперь больше внимания.
Чем лучше она узнавала этого кузнеца и его манеру работы, тем больше уважала его и уже давно простила Доновану его грубость. Эллен поражало его умение работать с железом. Если большинство кузнецов сильными размашистыми движениями придавали железу желаемую форму, то Донован обрабатывал металл легкими, почти нежными прикосновениями, словно мать, с любовью похлопывающая ребенка, чтобы рассмешить его. Эллен не могла насмотреться на то, как он работает, и была убеждена, что только с его особым, глубоким пониманием материала, можно придать железу такую идеальную форму, какой добивался Донован.
Хотя девочке нравилось каждое мгновение, проведенное в кузнице, она очень любила и воскресенья, когда они все вместе шли в церковь и после службы болтали с другими англосаксонскими ремесленниками. При хорошей погоде все часто рассаживались на траве и обедали вместе. В таком случае Эллен садилась рядом с Розой, и девочки болтали и смеялись. При этом Эллен особенно приходилось следить за тем, чтобы никто не догадался, какого она пола.
Теперь чувствительные крошечные бугорки на ее груди превратились в две заметные округлости. Хотя она старалась сутулиться, у нее все чаще возникало ощущение, что люди начали на нее коситься. Однажды в воскресенье она сидела одна в комнате. Сняв камзол, она расправила плечи, выпятив грудь вперед.
– Да, надо что-то с этим делать, – пробормотала она, нахмурившись.
Внезапно она услышала топот на лестнице, и в комнату вбежал Арт. Эллен поспешно отвернулась и сделала вид, что перестилает кровать. Ничего не заметив, Арт шлепнулся на кровать и через секунду уже спал. Как всегда, он выпил слишком много сидра и теперь громко храпел. Облегченно вздохнув, Эллен тоже легла, но заснуть ей удалось с трудом, а во сне она беспокойно металась.
Среди ночи она подскочила на кровати. Ей приснился кошмар – будто ее груди выросли до огромных размеров и ей приходится нести их перед собой, поддерживая руками. Эллен огляделась. Было еще темно, и только лунный свет проникал в комнату сквозь крошечное окошко. Убедившись, что Арт спит, Эллен села на кровати, сняла рубашку и ощупала свои груди. Конечно, они были не такими огромными, как в ее сне. Девочка отвела плечи назад, гордясь своей фигурой, но это чувство сразу же испарилось – она не сможет долго скрывать свои женские формы. Что же ей делать? Совсем недавно она довольно удачно приобрела большой кусок льняной ткани. Она хотела сделать из него прокладки для нечистых дней, но еще не занялась этим. Почему бы ей не использовать часть ткани, чтобы перевязать грудь? Эллен вытащила ткань из-под соломенного матраса и развернула ее. Ножом она сделала надрез на ткани и разорвала ее по всей длине, получив полоску шириной в четыре ладони. От резкого звука Арт всхрапнул и затих. Испугавшись, Эллен мысленно выругала себя – она забыла надеть рубашку и сидела на матрасе голая. Дрожа от холода, она взяла льняное полотно и как можно туже затянула грудь. Затем она замахнулась правой рукой, но тут же опустила ее и грустно покачала головой – так работать она не сможет. Девочка ослабила повязку, чтобы иметь возможность дышать полной грудью и поднимать руки. Так было уже лучше.
Утром она снова перевязала грудь. В начале дня двигаться ей было трудно, но затем она привыкла к повязке, однако вечером заметила, что повязка сползла, очутившись на ее бедрах. Извинившись, Эллен вышла из мастерской.
В течение следующих дней она тренировалась перевязывать грудь так, чтобы повязка не сползала, и в конце концов ей это удалось. После этого кошмары, в которых присутствовали огромные груди, ее уже не мучили.
Арно постоянно над ней посмеивался, говоря, что Элан слишком часто бегает в туалет, как девчонка. Эллен даже испугалась, что он мог что-то заподозрить.
Она стала еще больше материться, чаще плевала на землю и демонстрировала типично мужской жест, хватая себя за промежность, чтобы в нечистые дни проверять, на месте ли льняная тряпка. Несмотря на это, она постоянно боялась, что ее тайна раскроется.
В ноябре местность, где они жили, окутывали туманы. Иногда тяжелая влажная дымка непроглядной пеленой висела над Танкарвиллем с предрассветных сумерек до самой ночи. Временами туман начинал развеиваться, давая надежду на солнечный день, но уже вскоре от Сены опять наползала сырость и холодными пальцами сжимала сердца людей. По утрам туман был тяжелым и густым, будто свинец, но к полудню он поднимался в небо, словно шелковый платок, который легкий ветер нес под облаками. В один из таких дней Эллен, впервые за несколько недель, пошла в замок.