Эллен почтительно прикоснулась к узловатым пальцам и нежно погладила руку старушки, а затем осторожно положила ее обратно на простыню. Голова женщины и сейчас была накрыта монашеским покрывалом, из-под которого не выбивался ни один волосок.
– Сестра Берта – самая старая сестра в нашем монастыре. Она уже дано не встает. Мы помещаем в ее келью больных, чтобы она не оставалась одна. Я провожу большую часть времени здесь, рассказываю ей о проповедях и молитвах нашей матушки и о разных смешных происшествиях с нашими ученицами. Я объясняю ей действие целебных трав и передаю всяческие новости. У нас тут редко бывают гости, – сестра Агнесс с любовью погладила сестру Берту по щеке, но старушка уже заснула и тихонько похрапывала. – Так что же с тобой случилось?
– Нафали, – объяснила Эллен. Из-за распухших губ она шепелявила.
Чтобы ее не вынуждали давать пояснения, Эллен скривилась еще больше.
Сестра Агнесс кивнула и присмотрелась внимательнее к ранам на лице Эллен.
– Возможно, у тебя сломан нос, – пробормотала она и попросила Эллен осторожно снять рубашку, чтобы можно было осмотреть ее грудную клетку.
Когда Эллен легла, ей стало легче. Ей было щекотно от прикосновений тонких пальцев монахини. Живот вокруг пупка посинел.
– Тебя несколько раз сильно ударили ногой, – с сочувствием произнесла сестра Агнесс. – Господь видел это и на Страшном суде призовет грешника к ответу. – Покачав головой, она перекрестилась.
При мысли о том, что это видел Господь, Эллен стало стыдно, и она отвернулась.
– Ты отхаркивала кровью после того, как тебя били? – обеспокоенно спросила сестра Агнесс.
Эллен покачала головой.
– Такие удары могут иметь плохие последствия. Иногда больному кажется, что ему стало легче, а через два дня он внезапно умирает. – Сестра Агнесс вздохнула и поспешно добавила: – Прости, я не хотела тебя пугать. Иногда мне лучше держать рот на замке.
Встав, сестра подошла к железной полке. Эллен не понимала, откуда она знает, насколько опасны такие удары, но так и не смогла додумать эту мысль до конца – у нее кружилась голова.
На полках у сестры Агнесс царил идеальный порядок, и она быстро нашла нужную коробочку. Вытащив пригоршню сушеных листьев, она сказала:
– Мать-и-мачеха. Ее настойка облегчает дыхание. Я каждый день даю ее сестре Берте. Для тебя я тоже сделаю настойку, но ты не будешь ее пить. Мы промоем ею твои раны, а затем я сделаю тебе компресс из зверобоя. – Сестра Анна указала на небольшой горшок с масляными потеками на стенках. – Мать-и-мачеху нужно хранить в сухом месте и быстро использовать, иначе она сгниет. Но она всегда растет в пашем саду. Я совсем недавно насушила листьев, потому что сестра Берта сильно кашляла.
Болтая, она взяла треножник и поставила его в небольшой очаг. Она бросила в огонь пучок трав и немного сухих веток, чтобы пламя быстро разгорелось. По комнате разлился приятный запах.
Веки Эллен сделались тяжелыми, и она уснула. Когда она проснулась, настойка была уже процежена и даже немного остыла.
Взяв льняную ткань, сестра Агнесс промыла раны Эллен настойкой, осторожно удаляя засохшую кровь. Было очень больно, но Эллен стиснула зубы.
– Я еще раз осмотрю твой нос. Осторожно, сейчас будет больно, – предупредила она Эллен и ощупала ее переносицу, но затем покачала головой. – Ничего, кажется, нос не сломан.
Монашка закончила осмотр и смазала лицо, ребра и живот Эллен маслом зверобоя.
Хотя руки у сестры Агнесс были очень нежными, от каждого ее прикосновения Эллен пронзала боль.
– Несколько дней ты должна избегать солнечных лучей, иначе на коже останутся уродливые пятна. Но сама увидишь, зверобой – идеальное средство для заживления ран, да и при кровоподтеках он помогает.
Эллен успела только кивнуть и тут же снова уснула. В следующий раз она проснулась уже утром. После того как Эллен съела на завтрак кусок мягкого хлеба, который обычно пекли только для беззубой сестры Берты, сестра Агнесс еще раз обработала ее раны.
– Отеки уже немного спали, да и глаз выглядит намного лучше.
Она как раз снова наносила на раны масло зверобоя, когда в келью вошла Клэр.
– Ну что, Элленвеора, как у тебя дела? – Клэр нежно погладила ее руку.
– Уфе полутфе, – сказала Эллен, улыбнувшись тому, что она так забавно разговаривает.
– Челюсть сильно повреждена, но не сломана. Ей повезло, – сказала сестра Агнесс.
– Повефло? – У Эллен защемило сердце. У нее было совсем другое представление о везении.
– Матушка настоятельница после рассказа сестры Агнесс предложила нам задержаться тут, пока тебе не станет лучше. Так что мы подождем твоего выздоровления.
– А рафве вам не нуфно домой? – Эллен едва могла шевелить губами.
– Конечно, нужно, но что такое пара дней по сравнению с целой жизнью? – Клэр пожала плечами и ободряюще улыбнулась. Ей казалось само собой разумеющимся подождать, пока Эллен сможет идти с ними. – А когда мы пойдем, то попросим сестру Агнесс дать нам для тебя немного ее мази, как думаешь?
Эллен вопросительно посмотрела на сестру Агнесс.
– Через пару дней раны уже затянутся. Затем ей придется пользоваться мазью, которую я приготовлю, и вскоре она уже будет выглядеть точно так же, как и раньше, – улыбнувшись, ответила монашка.
– Фто, не лутфе? – Эллен тоже улыбнулась.
– Этого я тебе обещать не могу. – Сестра Агнесс рассмеялась. – Но, как я вижу, ты в состоянии шутить, и это уже хорошо.
– Так мы останемся, пока ей не станет лучше, да? – переспросила Клэр.
Сестра Агнесс кивнула, а Эллен посмотрела на обеих женщин.
– Фпафибо, – тихо сказала она.
Эллен наслаждалась покоем, царящим в монастыре, уходом сестры Агнесс и вкусной пищей, которой ее кормили. Она спала почти целыми днями, а по вечерам к ней приходила Клэр. Она рассказывала Эллен о поручениях, которые она выполняла для монашек, и о том, как здесь нравилось Жаку, ведь он должен был лишь наносить немного воды и насобирать дров, а за это получал двойную порцию обеда.
С каждым днем Эллен все больше набиралась сил, и уже через неделю была в состоянии двигаться дальше. Лицо и живот по-прежнему были покрыты синяками, но раны на брови и губах уже зажили.
На шестой день, незадолго до восхода солнца, они двинулись в путь. Позавтракав, они попрощались с сестрой Агнесс и другими монашками и направились в сторону Бетюна. Деревья вдоль дороги были белыми от инея. Ветки, листва и даже выступавшие из земли корни были покрыты ледяными кристаллами. Когда взошло солнце, иней стал нежно-розовым, а вскоре начал таять.
– Если будем идти быстро, то через неделю уже будем дома, – пробормотала Клэр, обращаясь к сыну.
Было очевидно, что тому не хочется идти по такому холоду пешком только потому, что на его пони ехала Эллен.
Эллен не испытывала никакого сочувствия к мальчику. Она еще никогда не ездила на пони – в конце концов, человек и сам может идти с той же скоростью. Ее раздражало вызывающее поведение мальчика. В его возрасте она выдерживала и не такое, а ведь она была девочкой. Жак продолжал ковылять с недовольным выражением лица, демонстрируя, как ему не нравится то, что ему нельзя ехать на пони, и в конце концов Эллен остановилась. Сцепив зубы, она слезла с лошади и протянула ему поводья.
– Я вижу, ты сердишься из-за того, что твоя мама отдала мне пони. Я уж лучше пойду пешком. – Она постаралась, чтобы ее голос звучал холодно и вежливо.
Жак побледнел.
Эллен показалось, что он либо расплачется, либо забьется в истерике.
Но мальчик лишь энергично замотал головой и побежал вперед, словно за ним гнался сам дьявол.
Очевидно, он решил все-таки идти пешком, и Эллен снова забралась на пони. К, счастью, пони оказался достаточно терпеливым созданием и не стал дергаться, когда Эллен принялась ерзать на его спине.
Жак больше не капризничал. Он старался быть вежливым с Эллен и даже стал дружелюбнее вести себя с матерью.