Глаза мне застлало туманом. Меч меня держал за руку и гудел, но я уже едва ощущал свои руки.
Сурт с улыбкой на покалеченной роже изучающе на меня поглядывал.
Ему позарез нужен меч, но он не получит его, твердо сказал я себе. Если уж мне суждено уйти, он уйдет вместе со мной.
Подняв с усилием руку, я продемонстрировал Черному жест, который он мог понять, даже не зная азбуки глухонемых.
Он с ревом бросился на сближение, но, как только он меня достиг, меч мой взметнулся вверх и насквозь пронзил его тело.
Я, напрягая последние силы, клещами вцепился в Сурта, и инерция его падающего тела перекинула нас обоих через парапет моста.
– Нет! – забился в моих объятиях Черный, пытаясь освободиться.
Он взрывался всполохами огня, пинал меня и отпихивал, но руки мои продолжали сжимать его мертвой хваткой, пока мы летели кубарем к реке Чарльз. Рукоятка меча по-прежнему торчала из его живота, а мое нутро продолжал сжигать раскаленный вар. Небо то возникало в моем поле зрения, то пропадало из вида.
В какой-то момент я опять увидел туманную девушку. Пустив свою лошадь галопом, она приближалась ко мне с простертой рукой.
ПЛЮХ! Я ударился о воду.
А после я умер. Конец.
Глава VIII
Учитывая Проход, а также волосатого субъекта с топором…
Когда я учился в школе, мне жутко нравились истории, которые именно так и заканчиваются.
Это, по-моему, идеальный финал, не правда ли? Билли пошел в школу. День для него сложился удачно. А после он умер. Конец.
Вопрос, как там с ним дальше-то сложится, отпадал сам собой. Все аккуратненько завершилось, больше и думать не о чем.
Вот только мой случай другой.
Вы, может быть, думаете: «Да ладно, Магнус, ты-то на самом деле не помер, иначе не смог бы об этом рассказывать. Видимо, просто чуть не отдал концы, а потом тебя чудом спали и все такое прочее».
Нет, я реально умер. На все сто процентов. Брюхо пробито, жизненно важные внутренности сгорели, голова врезалась с чудовищной высоты в обледенелую реку, в теле моем не осталось ни одной целой кости, а легкие наполнились водой.
Словом, как выражаются в таких случаях медики, летальный исход.
Эй, Магнус, а что ты при этом чувствовал?
Было больно. Много и сильно. Спасибо за хороший вопрос.
Но самое странное, мне начал сниться сон. Я этому удивился не только из-за того, что уже был мертв, но и по той причине, что никогда еще снов не видел. Люди часто пытались меня убедить: мол, все видят сны, и я их, конечно же, вижу, но просто не запоминаю. Полная чушь. Я с рождения просто дрых как убитый, пока на самом деле не умер, и вот тут-то мне, как любому нормальному человеку, вдруг и приснилось.
Мы с мамой совершаем очередной поход по Голубым холмам. Мне, вероятно, лет десять. Стоит теплый летний денек. Свежий ветер нас обдувает сквозь стволы сосен. Мы останавливаемся на берегу Хоутонского пруда печь на воде блины камешками. Мой подпрыгнул три раза. До этого у меня так много не получалось, и я очень горд собой. Мамин прыгнул четырежды. Она вечно выигрывала. Ну и пусть. Мы совершенно не волновались на этот счет. Она, смеясь, обнимала меня, и я был счастлив.
Мне очень трудно ее описать. Не зная Натали Чейз, вряд ли составишь о ней представление. «Душой я фея Динь-Динь из «Питера Пена», – порой говорила с улыбкой она. Ну да, такая вот фея Динь-Динь тридцати с чем-то лет минус крылья, одетая во фланелевую рубашку, джинсы и башмаки «Доктор Мартинс». Если сумеете вообразить, у вас получится неплохой портрет моей мамы. Невысокая, с тонкими чертами лица, коротко стриженными волосами под эльфа и зелеными, как листва, глазами, в которых полно чувства юмора. Когда она мне читала вслух книжки, я разглядывал россыпь веснушек у нее на носу и пытался их сосчитать.
Она излучала радость, иначе это не назовешь. И обожала жизнь. Энтузиазм ее был заразителен. Не знаю, есть ли еще на свете человек такой удивительной доброты и легкости, как она. Мама стала другой только в последние недели перед гибелью.
Но в моем сне до этих недель было ох еще как далеко. Мы стояли вместе у пруда. Она со счастливым видом шумно вдыхала душистый воздух, насыщенный запахом разогретой на солнце хвои.
– Вот именно здесь я и встретила твоего отца, – сказала она вдруг мне. – Таким же прекрасным летним деньком, как этот.
Я просто припух. Об отце она говорила со мной очень редко. Я никогда не встречался с ним и даже ни разу не видел его фотографий. Может, и странно, но мама просто не придавала этому никакого значения. И я тоже.
Она совершенно четко дала мне понять: папа не бросил нас, а просто двинулся дальше один по жизни. Мама совсем не была на него обижена. О том времени, которое им довелось прожить вместе, у нее сохранились самые лучшие воспоминания, а про свою беременность она узнала, когда они уже расстались. Узнала и очень обрадовалась. С той поры мы и жили вдвоем, и никто на свете нам больше не требовался.