– Опять эта свиная башка? – вопрошала Мэллори с еле заметным ирландским акцентом. – Икс, думаешь мне охота смотреть на отрубленную голову всякий раз, как я выхожу за порог?
– Я больше съесть не мог, – рокотал в ответ Икс. – Свиная башка ко мне в холодильник не влезает.
Вот честно, я с таким детиной поостерёгся бы спорить. Этот Икс смахивал на взрывозащитный контейнер. С помощью Икса вы запросто обезвредите гранату – если попросите парня её проглотить. Его кожа цвета акульего брюха была усеяна бородавками, по всему телу вздымались волны мускулов, а лицо испещряли шрамы – настолько многочисленные, что я бы затруднился показать, где у него нос.
Мы прошли мимо: Мэллори и Икс, поглощённые спором, нас даже не заметили.
Когда мы удалились на порядочное расстояние, я спросил Сэм:
– А что за бугай такой серокожий?
Сэм прижала палец к губам:
– Икс – полутролль. И он немножко переживает из-за этого.
– Полутролль? То есть такие бывают?
– Естественно. И у него такое же право жить тут, как у тебя.
– Да я разве против? Я просто спросил.
Видимо, тут кроется какая-то история. Иначе бы она так не огрызалась.
Мы как раз проходили мимо двери с табличкой «ХАФБОРН ГУНДЕРСОН», и тут в дубовую доску изнутри врубился топор. В номере послышался приглушённый смех.
Сэм настойчиво вела меня к лифту. Она отпихнула ещё нескольких эйнхериев, пытавшихся войти в ту же кабину:
– На другом езжайте, ребята.
Решётка из копий замкнулась. Сэм вставила один из своих ключей в заюзанную скважину на панели, надавила на красную руну, и лифт поехал вниз.
– Я тебя в трапезный зал приведу немного пораньше, до того как откроются главные двери. Чтобы ты немного освоился с обстановкой.
– Ну… да. Спасибо.
С потолка лилась нордическая лёгкая музыка.
«Поздравляю, Магнус! – подумал я. – Добро пожаловать в воинский рай, где ты всегда сможешь услышать Фрэнка Синатру[27] на норвежском языке!»
Надо бы поддержать разговор, но как-нибудь так, чтобы Сэм не расплющила мне трахею.
– Значит… На девятнадцатом этаже все как будто моего возраста, – заметил я. – Или… нашего возраста. В Вальгаллу только тинейджеров берут?
Сэм покачала головой:
– Эйнхериев разделяют на группы по возрасту на момент гибели. Ты в молодёжной группе, там народ до девятнадцати лет. С двумя другими группами – со взрослыми и пожилыми – вы почти не пересекаетесь. Так оно лучше. Взрослые… ну, они не принимают подростков всерьёз, даже если подростки живут тут на сотни лет дольше.
– Как везде, – кивнул я.
– А с пожилыми воинами трудновато поладить. Представь себе дом престарелых, где живут реально лютые стариканы.
– Ага, бывают такие ночлежки.
– Ночлежки?
– Проехали. А ты, значит, валькирия. Ты сюда всех понавыбирала.
– Точно, – ответила Сэм. – Я одна – прямо всех поголовно.
– Ха-ха. Ну, ты поняла, о чём я. Не всех, конечно, и не ты одна. У вас тут… как это… сестринство или что-то такое.
– Вот именно. Валькирии ответственны за выбор эйнхериев. Каждый здесь, в Вальгалле, когда-то пал геройской смертью. Путь в Вальгаллу открыт лишь тем, кто исполнен воинской чести или же ведёт происхождение от скандинавских богов.
Мне вспомнились слова дяди Рэндольфа о том, что меч – это моё наследие.
– Происхождение от богов… Это когда бог доводится отцом, например?
Я опасался, что Сэм поднимет меня на смех, но она лишь мрачно кивнула:
– Многие эйнхерии – полубоги. Но многие – обычные смертные. Для Вальгаллы избирают не за происхождение, а за мужество и честь. По крайней мере, так это должно быть…
Я не понял – она сказала это мечтательно или обиженно.
– А ты? – спросил я. – Как ты стала валькирией? Ты тоже пала благородной смертью?
Сэм рассмеялась:
– Нет пока. Я ещё среди живых.
– И как это у тебя получается?
– Ну, это типа двойная жизнь. Сегодня вечером я сопровождаю тебя на пир. Потом сломя голову мчусь домой доделывать домашку по матанализу.
– Что, серьёзно?
– С матанализом не до шуток!
Дверь лифта открылась. Перед нами простирался зал размером со стадион.
У меня отвисла челюсть:
– Офигеть…
– Добро пожаловать в Трапезную Павших Героев! – провозгласила Сэм.
Сверху вниз изогнутыми ярусами, как на стадионе, спускались длинные столы. В самом центре зала вместо баскетбольной площадки росло дерево – выше Статуи Свободы. До нижних веток было, наверное, футов сто. А крона раскинулась над всем залом, врастая в своды, пробиваясь через обширное отверстие в потолке. Над кроной сверкали звёзды.
Первый мой вопрос, наверное, был не самый глубокомысленный из возможных:
27