Она так и не объяснила, чего же просил Рэндольф и что они втроём с ним и Фредериком не поделили.
«Поверь мне на слово, Магнус. С ними связываться – себе дороже».
И я поверил маме на слово. Даже после её смерти я не встречался с родственниками.
А тут на тебе: они меня, оказывается, ищут.
Дядя Рэндольф живёт в Бостоне, но, насколько мне известно, Фредерик с Аннабет всё ещё в Виргинии. Они что, специально приехали раздавать тут направо и налево флаеры с моим лицом и именем? И, кстати, откуда у них моя фотка?
У меня в голове уже так гудело от мыслей, что я прослушал часть разговора.
– …найти Магнуса, – говорил дядя Фредерик. Он взглянул на смартфон. – Рэндольф в городской ночлежке, говорит, там его нет. Надо проверить молодёжную ночлежку – это тут, через парк.
– Может, Магнуса вообще уже нет в живых, мы же не знаем! – удручённо заметила Аннабет. – Уже два года он как в воду канул. А вдруг он замёрз насмерть в какой-нибудь канаве!
Меня так и подмывало выскочить из укрытия и кинуться к ним с воплем: «А вот и я!»
Хоть мы десять лет не виделись, мне стало неловко, что Аннабет так переживает. Но годы, проведённые на улице, научили меня уму-разуму. Я на горьком опыте усвоил: пока не выяснишь, что происходит, – не суйся.
– Рэндольф уверен, что Магнус жив, – сообщил дядя Фредерик. – И что он где-то в Бостоне. Если Магнусу и впрямь грозит смертельная опасность…
Они направлялись к Чарльз-стрит, и их слова уносил ветер.
Меня всего трясло, но вовсе не от холода. Вот бы побежать вдогонку, схватить Фредерика за руку и потребовать, чтобы он мне всё объяснил. Откуда Рэндольф знает, что я в Бостоне? Зачем они меня ищут? И почему мне именно сегодня ни с того ни с сего грозит какая-то смертельная опасность?!
Но никуда я не побежал.
Потому что я помнил последнее, что сказала мне мама. Мне тогда очень не хотелось лезть по пожарной лестнице. Не хотелось бросать маму одну. Но мама крепко стиснула мои руки и заставила смотреть ей в глаза. «Магнус, беги. Прячься. Никому не верь. Я найду тебя. И что бы ни случилось, не проси помощи у Рэндольфа».
А потом, не успел я добежать до окна, как дверь нашей квартиры треснула вдоль и взорвалась. И в темноте появились две пары сверкающих синих глаз…
Прогнав воспоминание, я наблюдал, как дядя Фредерик и Аннабет удаляются и поворачивают в сторону парка Бостон Коммон.
Значит, дядя Рэндольф… Он зачем-то вышел на связь с Фредериком и Аннабет. Вызвал их в Бостон. А Фредерик и Аннабет все эти годы не подозревали, что моей мамы не стало, а я пропал. Это, конечно, та ещё нелепица, но, допустим, так оно и есть. Почему же тогда Рэндольф рассказал им обо всём сейчас?
Без личной беседы с дядюшкой есть лишь один способ получить ответы на вопросы. Особняк Рэндольфа стоит на Бэк-Бэй[2], отсюда рукой подать. И, судя по словам Фредерика, Рэндольфа дома нет. Он разыскивает меня где-то в Саут-Энде.
Небольшой взломчик и незаконное проникновеньице – что может быть лучшим началом дня! А потому самое время проведать дядюшку.
Глава 2. Чувак в бронзовом лифчике
ДОЛБАНОЕ РОДОВОЕ ГНЕЗДО. Нет, вы-то так не подумали бы. Вы бы увидели роскошный шестиэтажный особняк с горгульями по углам крыши, витражи в оконных переплётах, мраморную входную лестницу и всю эту фигню, говорящую о том, что здесь-живёт-кто-то-богатенький. И удивились бы: как это племянника такого дядюшки занесло в бомжи?!
Если в двух словах: д-я-д-я Р-э-н-д-о-л-ь-ф.
Это ведь его дом. Как старший сын Рэндольф унаследовал его от моих бабушки и дедушки, которых я не застал в живых. Я не очень подкован в деталях семейной мыльной оперы, но трое отпрысков – Рэндольф, Фредерик и моя мама – определённо не ладили. После Великого Раскола в День благодарения мы с мамой в фамильную недвижимость не наведывались. Наша квартира была примерно в полумиле отсюда, но это ничего не меняло. Дядя Рэндольф с тем же успехом мог бы жить на Марсе.
Мама заговаривала об особняке, только когда нам случалось проезжать мимо на машине. Она показывала мне дядин дом, точно опасный риф прямо по курсу: «Видишь? Вон он. Держись подальше».
Когда я очутился на улице, мне доводилось бродить ночами неподалёку от дядиного дома. Я заглядывал в окна: там сияли подсветкой шкафы-витрины, полные древних мечей и топоров. Со стен на меня таращились забралами жуткие шлемы, а на лестницах, как окаменевшие призраки, застыли статуи.
Несколько раз я подумывал, не пробраться ли в дом тайком. А вот постучать в дверь мне ни разу даже в голову не пришло. «Дорогой дядя, Рэндольф. Я знаю, вы на дух не выносили мою мать, а меня не видели уже десять лет. Я знаю, что ваш древний металлолом вам милее семьи, но, пожалуйста-пожалуйста, можно я поживу в вашем чудном домике и буду питаться объедками с вашего стола?»
2