— И что твой приятель велел тебе делать, если ты увидишь сержанта? — спросила Коула.
Она подошла к Дженсу и, подняв его голову за подбородок, посмотрела в глаза новобранцу.
— Ну? Что он велел тебе сделать?
Дженс задрожал:
— Он… он сказал… предупредить его…
— Кого? Сержанта?
— Нет… его… предупредить Коррина…
— Предупредить Коррина, если появится сержант, так? Понятно.
Подойдя к капитану, женщина добавила:
— Не знаю, как ваш капрал, господин капитан, но этот новобранец, Коррин, врет как сивый мерин.
— Согласен, — буркнул капитан Седжек.
— Да и второй парень не лучше, — с отвращением сказала свидетельница.
— Пожалуй, будет лучше заключить их под стражу, — негромко произнес капитан. — Сдается мне, до приезда Валичи лучше изолировать их от остальных, да и друг от друга.
— Но я же не вру! — крикнул Коррин. — Спросите капрала. Он подтвердит, что я говорю правду!
Свидетели обернулись к Стефи, хранившему все это время полное молчание. Но прежде чем ему был задан первый вопрос, капитан Седжек сказал:
— Перед тем как мы выслушаем его показания, уважаемые свидетели, я должен рассказать вам о том, что случилось сегодня утром.
— Хорошо, капитан, — согласился дворецкий.
— Сегодня, когда я проснулся, мне передали рапорт от врача. Стефи проспался ночью и хотел встретиться со мной, но ему не позволили, сославшись на позднее время. Утром я направился к нему узнать, в чем дело, и, к своему удивлению, выяснил, что капрал не помнит ровным счетом ничего из того, что случилось вчера. Абсолютно ничего. Честно говоря, я был ошарашен таким поворотом дел и, не желая усложнять положение, просто объяснил Стефи, что его будут допрашивать по поводу одной драки, в результате которой он и получил свои травмы. Врачи не смогли мне объяснить причин такого провала в памяти. Что касается его состояния — как видите, я вчера ошибся, подумав, что он был залит собственной кровью. Теперь несколько слов о моем подчиненном. Сколько он служит в моей когорте, я знаю его как грамотного, умелого, трезвого солдата, отличного капрала, никогда не уличенного во лжи и обмане. Я честно скажу: не представляю, что могло вызвать такое поведение этого рассудительного человека, но могу утверждать, что такой поступок нетипичен для него.
— А не является ли потеря памяти уловкой, чтобы избежать ответственности? — поинтересовался дворецкий.
— Теоретически возможно, — ответил Седжек, — но, по моему мнению, он не врет.
— Ну-ну, — процедил Фонтайн и повернулся к Стефи: — Итак, капрал Стефи, вы видели раны и травмы, полученные участниками столкновения, о ваших повреждениях вам, разумеется, известно. Кроме того, вы выслушали показания офицеров и новобранцев. Что еще вы можете сказать о происшествии?
— Сэр, я ничего не помню из того, что произошло со вчерашнего ужина до того момента, когда я проснулся посреди ночи в лазарете. Очнувшись, я почувствовал какое-то странное головокружение. Разумеется, болели сломанные пальцы и ссадины, но это неважно. Я спросил дежурного врача, что со мной случилось, но он, выяснив, что я ничего не помню, сказал, что лучше, если мне все расскажет капитан. Когда мне рассказали… и потом, когда я увидел девушку… в таком состоянии… выслушал показания… Сэр, я никогда не бил женщин… Я никогда никого не тянул в постель силой. Я не понимаю, как я мог… но ведь я сам видел ее раны… Кто-то зверски избил ее, и если… если это был я, капитан… Я знаю, как вы должны поступить со мной по уставу.
Стефи замолчал.
— А почему вы хотели встретиться с капитаном Седжеком ночью? — спросил его свидетель.
— Я испугался. Я не понимал, что случилось, как я оказался в лазарете, и надеялся, что капитан объяснит мне все. А кроме того… я ведь понял, что в моей памяти образовался какой-то провал.
— Но, Стефи, — почти взмолился капитан, — должен же ты хоть что-то помнить? Хотя бы начало, хоть что-нибудь. Можешь ты хотя бы подтвердить или опровергнуть версию Коррина?
Услышав имя новобранца, Стефи с ненавистью и презрением посмотрел на него.
— Господин капитан, — медленно, слово за словом отчеканил Стефи, — я уже сказал, что ничего не помню… Но, судя по тому, что я увидел и услышал сегодня, я могу сделать единственный вывод: этот человек лжет.
— Ты говоришь так, даже понимая, что тогда тяжесть обвинения ложится на тебя?
— Да, сэр. Это же очевидно. Как видите, я не слишком пострадал, да и, честно говоря, не представляю, как девушке, даже разозлившейся, удалось бы справиться со мной.
Стефи сказал это просто, как человек, который достаточно уверен в своих силах и навыках рукопашного боя.
— Неужели ты ничего не помнишь? — еще раз переспросил дворецкий.
Стефи покачал головой:
— Нет, сэр, ничего. Но я не жду, что вы поверите мне на слово. Я готов к любой проверке.
— Да ты должен вспомнить! — неожиданно взвыл Коррин. — Ты должен! Я же тебе вчера говорил… — Тут он замолчал, осознав, что сболтнул лишнее.
— Что-что? — переспросила Коула. — И что же ты ему вчера говорил?
Неожиданно Коррин изо всех сил ударил стоявшего слева от него охранника локтем в бок и выхватил у присевшего от боли солдата меч. Вырвавшись из рук второго охранника, схватившегося за свое оружие, Коррин, размахивая мечом, выскочил на открытое место и направился к воротам крепости.
— Взять его! — приказал капитан, выхватывая меч из ножен.
Стоявший ближе других, Стэммел попытался схватить Коррина, но, безоружный, был вынужден увернуться от клинка и ждать удобного момента. Вооруженная стража бросилась к взбунтовавшемуся новобранцу, но, прежде чем солдаты подбежали к нему, Коула шагнула к Коррину со спины и, обхватив его рукой за шею, одним резким движением повалила на землю. Не успел Коррин понять, что случилось, как несколько клинков уже уткнулись ему в горло и грудь.
— Если кого-то интересует мое мнение, — сказала Коула, вытирая руку о платье, — я считаю, что ему самое место — сидеть на цепи.
— В кандалы его! — приказал Седжек. — В карцер!
Ухмыляющиеся конвоиры направились к Коррину.
— Ну а теперь, Стэммел… — начал капитан, но сержант перебил его:
— Прошу прощения, сэр. Но мне кажется, что можно распустить людей, чтобы они не задерживали завтрак и приступали к учебе и работе.
— Пожалуй, вы правы. Все, что возможно в открытом расследовании, личный состав узнал. Теперь слухов и недовольных будет меньше. Но вы, сержант, вернитесь.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Стэммел.
Капитан, нахмурившись, обратился к свидетелям:
— Господин Фонтайн, госпожа Министьера, благодарю вас за помощь. Насколько я понял, вы хотели бы взять дополнительные показания у Стефи и Паксенаррион.
— Разумеется, капитан, — ответил дворецкий. — Похоже, дело весьма серьезное, если капрал действительно не помнит, что случилось.
— Полагаю также, — заметила Коула, — что капрал Стефи должен быть изолирован от остальных.
— Похоже, что так, — согласился капитан. — Стефи, можешь считать, что ты под арестом. После допроса я посоветуюсь со свидетелями и со Стэммелом, можно ли тебе доверять и держать как офицера в общежитии, в незапертой комнате.
— Слушаюсь, сэр. Я все понимаю. Жаль только, что я не могу вспомнить, что произошло.
В это время Стэммел передал остальным сержантам, чтобы они отправляли своих подчиненных на завтрак. Затем, обратившись к Боску и Девлину, он приказал им хорошенько загнать взвод на тренировках и занятиях, не оставляя им времени на разговоры о происшествии.
Вернувшись к капитану, Стэммел услышал:
— Ну что ж, сержант, вы оказались правы. Кто бы мог подумать, но…
— Господин капитан, я был уверен, что Паксенаррион невиновна. Но я не уверен, что виновен ваш капрал. Мне пришло в голову, что Коррин мог подсыпать ему что-нибудь, какое-то возбуждающее снадобье, и тогда…
— Я об этом и не подумал… Действительно, что-то здесь не клеится.
— Я согласна, — сказала Коула. — И полагаю, что следует обсудить это в спокойном месте, без лишних ушей.
Дворецкий кивнул:
— Могу предложить пройти в резиденцию, капитан.
— Отличная мысль. Стефи, приведите себя в порядок. Оденьтесь, причешитесь, позавтракайте и следуйте за нами. Вас будет сопровождать конвоир.