И должен бы об этом подумать в уединении своей родовой усадьбы их вождь, пока еще не лишенный сана, хотя и запрещенный в священнослужении, иеросхимонах Антоний Булатович! И вместо того, чтобы строить там какой-то приют для противящихся Церкви своих единомышленников, — пойти к святейшему патриарху вселенскому, пасть к его стопам, смириться и раскаяться в своем лжемудрствовании! Ведь, его обращение возвратило бы в Церковь ту тысячу несчастных простецов-монахов, которых он увлек за собою, которые не хотят — и слава Богу, что не хотят уйти от Церкви, считая себя, — увы! — в заблуждении своем — православными! Меня тронул рассказ киевского первосвятителя, что когда один, мнящий себя истинным сыном православной Церкви, боярин предложил имебожникам, приютившимся в Киеве в ожидании своей участи, отвести им землю в своем имении и построить монастырь, с тем, чтобы они «легализировались», то есть, записались особою сектою, и были независимы от Св. Синода — все они в один голос заявили, что они такой независимости не желают, что хотят пребывать в Церкви Православной, только не хотят подписывать отречения от ереси, ибо считают свое учение правым...
До боли жаль этих несчастных, в простоте своей непонимающих, что первым, непременным условием единения с Церковию есть восприятие ее учения, во всей его полноте и чистоте, и подчинение своего смышления учению пастырей, Богом поставленных. И какой страшный ответ даст Богу тот, кто является виновником этого упорства, кто захватил в свое влияние их незрелые умы, кто овладел их простыми сердцами, если они пребудут вне лона церковного, если умрут такою же смертью, будут погребены таким же погребением — без отпевания по чину церковному, как несчастный игумен Арсений!
Слышите ли вы это, Антоний Булатович?.. Или и эти мои строки назовете лицемерием и «ужаснетесь ужасом велиим», как это было — если только было — при чтении моего «доброго слова к имеславцам»?..
Смею думать, что под сими моими строками подпишутся все святители православной Церкви, по крайней мере — самый смысл их, самую суть моих желаний, несомненно, разделят все до единого! Киевские простецы-имебожники сердцем чувствуют непреложную истину, что только в единении с Церковию возможно спасение; они не могут только разобраться в той путанице понятий, какую в их души внесли вожди еретического движения, и боятся, как бы не изменить мнимой истине. Во всяком случае, можно думать, что если вы, о. Антоний Булатович, строящий, как говорят, у себя в имении какой-то приют для своих единомышленников, предложите им поселиться в этом приюте с тем, чтобы «легализовать себя», как особую секту, то они отвергнут и ваше предложение, как отвергли предложение именитого графа: в этом отношении сии простецы стоят куда выше вас, хотя вы и мните себя просвещеннее их! И мы надеемся, что они скорее вас примирятся с материю — Церковию и отвергнут осужденное ею ваше лжеучение...
Живы ли мы? (Мое доброе слово верующим интеллигентам)
Часто приходится слышать от людей верующих, да и самому повторять: тяжелое время! вера гаснет в сердцах, зло надвигается отовсюду, а отпора ему нет, жить тяжело!
Все это — бесспорная истина. Но, ведь, надо же поискать и причину этого тяжелого положения. В самом деле: ужели оно так безвыходно, что остается только в отчаянии сложить руки и ждать общей погибели?
На одну из многих причин, хотя, может быть, и не главную, мне и хотелось бы указать... Прошу только выслушать меня без всякого предубеждения: ведь, я буду говорить с людьми верующими, а кто в Бога не верует, тот и не читай этих строк.
После моего возвращения с Афона меня со всех сторон засыпали вопросами: что? как? почему?..
Отвечаю: подождите немного, не спешите: напечатаю свой доклад С. Синоду — узнаете, в чем дело; только, ради Бога, не верьте газетам: так много в них лжи, клеветы, извращения фактов и всего дела, что трудно вам разобраться.
Появился мой отчет. Кто прочитал его — успокоился, если только верил мне, не считал меня лжецом. Иной, правда, высказывал еще недоумения, но они касались не сущности дела, а отношения к нему нашей печати. Но это уже другой вопрос...
Но большинство интеллигенции (опять говорю только о верующих) доселе не знает о существовании моего доклада и продолжает, опираясь на старые газетные сплетни, допрашивать меня: что там вы делали? что делает наше посольство?..
— Да вы читали мой отчет?
— Где? какой отчет?