– Кто такие все эти люди? – спросила Коуни. – Какое они имеют значение? Все, что мне известно о миссис Краучбек, это то, что ты отдал ей копченого лосося, которого нам было бы достаточно, чтобы прокормиться в течение целой недели.
– Отдал прежде, чем мы смогли откусить от него хотя бы кусочек, – добавила Фрэнки.
– И лимон, – сказала Коуни.
Самолеты-снаряды нарушили устоявшийся порядок в редакции «Севайвэла». Две секретарши уехали в деревню. Фрэнки и Коуни остались, но были менее покорны, чем в прежние времена. Самолеты-снаряды прилетали с юго-востока и были ясно различимы на фоне широко открытого над рекой неба. Казалось, все они нацелены на дом на Чейни-Роу. Они отвлекали девушек от исполнения своего предназначения служить Спрюсу и почитать его. Его манера поведения в отношениях с ними начинала все больше напоминать манеру школьного учителя, тем более что собственные нервы Спрюса были не совсем в порядке. Он больше походил на школьного учителя, который опасается, что назревает скандал.
Сейчас он заговорил, стараясь, чтобы его слова звучали внушительно:
– Вирджиния Трой была последней в ряду героинь минувших двадцати лет – романтических фигур, прошедших перед нами в промежутке между двумя войнами. – Он взял с полки книгу и прочитал: – «Она пересекла грязную улицу, старательна ставя ноги одну за другой, точно по прямой линии, как будто шла по острию ножа, а по сторонам зияла один только бог знает какая бездна. Казалось, она плыла, слегка подпрыгивая с каждым шагом, и юбка ее летнего костюма – а была она белая, с вычурным рисунком черного цвета, нанесенным по всему полю, – грациозно развевалась в такт ее раскачивающейся походке». Спорю, никто из вас не знает, кто написал это. Вы скажете, Майкл Арлин.
– Я не сказала бы, – возразила Коуни. – Никогда не слышала о нем.
– Никогда не слышала об Айрис Сторм, этой бесстыдной скандальной леди, одетой pour le sport?[109] «Я подстилка для мужчин», – сказала она. Я прочитал это еще в школе, где книга была под запретом. Меня она по-прежнему волнует. Что такое юность без лишений?! Осмелюсь сказать, о Скотте Фитцджеральде вы тоже не слышали. Так или иначе, отрывок, который я прочитал – хотите верьте, хотите нет, – из Элдоса Хаксли. Тысяча девятьсот двадцать второй год. Миссис Вайвиш… Хемингуэй огрубил этот образ в своей «Брет», но тип сохранился и в книгах, и в жизни. Вирджиния была последней из них – утонченных, осужденных и изобличенных, с замирающим голосом, – на целое поколение моложе. Мы никогда больше не увидим кого-либо, похожего на нее, в литературе или в жизни, и я очень рад, что знал ее.
Коуни и Фрэнки посмотрели друг на друга, их глаза метали стрелы возмущения.
– Может быть, вы собираетесь сказать: «Форма для отливки разбита»? – спросила Коуни.
– И скажу, если захочу, – раздраженно возразил Спрюс. – Только посредственность боится штампов.
В ответ на это замечание Коуни разразилась слезами.
– «Утонченных, осужденных и изобличенных, с замирающим голосом», – передразнила Спрюса Фрэнки. – Это звучит так, будто сказано о героине отвратительного «Желания смерти» майора Людовича.
В этот момент еще один самолет-снаряд Загудел над их головами. Они молчали, пока он не пролетел.
Тот же самолет-снаряд прошел поблизости от небольшого дома Элоиз Плессингтон, где она сидела вместе с Анджелой Бокс-Бендер. Прямо над ними, как показалось, двигатель снаряда выключился. Обе женщины сидели молча, пока не услышали взрыв где-то через несколько улиц от них.
– Мне страшно признаться, – сказала Элоиз, – но каждый раз, когда летит снаряд, я молюсь: «Пожалуйста, боже, не дай ему упасть на меня».
– А кто же не молится?
– Но, Анджела, это ведь означает: «Пожалуйста, боже, пусть он упадет на кого-нибудь другого».
– Не будь глупой, Элоиз.
Обе эти женщины одного возраста знали друг друга с детских лет. Когда-то Чарлз Плессингтон одним из молодых людей, казавшихся подходящими для брачного союза с Анджелой. Он происходил из одного с Анджелой замкнутого круга нонконформистских семей, владевших землей. Однако она поставила в тупик сватов из клуба «Разумных», предпочтя протестанта и плебея Бокс-Бендера. За Чарлза вышла Элоиз и сделалась после этого не простой, а очень деятельной католичкой. Ее сыновья выросли и удачно женились. Ее единственной семейной проблемой была дочь Доменика, которой уже исполнилось двадцать пять лет; она пыталась найти свое призвание в монастыре, но потерпела неудачу и теперь водила трактор на ферме – занятие, изменившее ее внешность и манеры. Из застенчивой и несколько излишне женственной она стала теперь довольно шумливой, носила брюки, ходила вымазанной в грязи, пересыпала свою речь жаргонными словечками, характерными для скотного двора.