Вскоре припёрлась местная алкашня, домогаясь на опохмел. Кто-то даже предлагал купить китайский магнитофон. Слон не растерялся, и как того требовали обстоятельства, послал любителя музыки куда подальше. Гость нисколько не обиделся, продолжая вымогать, пока Панчик не дал сотку.
Наспех перехватили со вчерашнего стола, который, как по волшебству, вдруг стал снова наполняться, как и дом, вчерашними людьми. Им, вероятно, требовалось продолжение, и это не выглядело со стороны как-то пошло и дико. За сутки Панчик понял, что местный народ очень общительный и по природе доброжелательный, и нуждается в том, чтобы общаться, из чего, собственно, и складывается человеческая жизнь.
После короткой посиделки Слон попросил заехать на кладбище. Там он немного постоял у свежей бабкиной могилки, а затем они поехали в районный центр с непонятным названием Амурзет.
– Амурское земельное еврейское товарищество, – не скрывая злой иронии прокомментировал название Слон. – Обратил внимание, какой любознательный здесь народ? Это тебе не город. Всё заметят, всё расспросят.
– Заметил, – согласился Панчик. – Особенно, когда деньги на похмелье нужны.
– Эт точно. Народ здесь упрямый и до выпивки жадный. Пьяни расплодилось. А что ты хочешь… Нищета кругом, мозги знаешь как высушивает. Как не запить.
– Жизнь, – протянул, вздыхая Панчик.
– Зато дети все здороваются. В городе не дождёшься, даже от соседа.
– Эт точно, – кивнул Пачик, надевая чёрные очки.
В Амурзете, на отшибе посёлка, они нашли китайскую контору, где Панчик решал свои вопросы. Китайцы, как и свойственно их натуре, долго торговались, и Панчику пришлось им уступить.
– Китайцы хуже евреев, – сказал он, когда закончил все дела.
– Да. Как говорится, китаец родился, еврей заплакал, – подтвердил мысль друга Слон. – Только у корейцев на базаре арбузы нисколько не дешевле. Сколько не торговался, ни разу не уступили.
– Ну так они сами их выращивали, со своего огорода. А эти за чужие дрова ломят. Лес-то наш.
Слон покосился на дружка и ухмыльнулся.
– Ты что ль его ростил? Этот лес. Или пилил?
Эти рассуждения обидели Панчика. Вопрос его смутил. Он даже не узнавал прежнего сговорчивого во всём тюфяка. А тут, колючего и сметливого и, как ни обидно, всё же правого насчёт леса.
– Поучи ещё меня, чьи в лесу шишки. Скоро без штанов останетесь, тогда погляжу на вас.
– На вас, это на кого? – не унимался Слон, выруливая по местным улицам. – Ну-ка, ну-ка. Попрошу прояснить. Или ты с Марса на каникулы прилетел? Порезвишься, значит, здесь, на грешной земле, среди русских ваньков, а потом, когда здесь ловить будет нечего, преспокойно срулишь куда-нибудь в район корейского полуострова?
Панчик замолчал, поняв, что сморозил глупость.
– Кончай к словам придираться, я не это имел в виду. Мне за державу обидно.
– Ну хотя бы, – протянул важно Слон. – Пристегнись, держава, а то местные гаишники покажут тебе, чьи в лесу шишки.
Местных гаишников, на счастье не оказалось, и всю дорогу до Биробиджана они проехали в обоюдном желании не разговаривать. Короткая остановка в селе, названом в честь какого-то казака Нагибы была не в счёт. Там, со своим старым корешем, Слон усугубил пол литра самогонки, прихваченной с поминок, и даже поборолся на руках. У кореша не было никакого шанса. Руль он так и не отдал. Бывшую корейскую станицу они проехали на скорости сто километров, едва не раздавив выводок гусей. Потом была гравийка, два раза они выходили размять кости и попить воды из протекавших мимо ручейков. Была ещё речка с необычным названием Биджан, вдоль которой, по словам Слона, когда-то проживало нанайское племя Самаров. Где-то была и деревня, вернее село, с таким названием. Слон с гордостью заявил, что название его никак нельзя соотносить с городом на Волге, потому что нанайцев в там никогда не водилось. Ещё оказалось, что в верховьях Биджана проживали с давних времён самые натуральные староверы, и что до их деревни добраться, кроме как по реке или на вертолёте, никак нельзя. Что деревня называется Кабала, а сами староверы – крутые мужики, все с бородами и не сажают посторонних за свой стол. Так, во всяком случае, он слышал от местных, кто наведывался в Кабалу. Постепенно обиды забылись, и за разговорами о местной флоре и фауне они проехали главный и единственный город еврейской автономии. Впереди показался пост.