Заслышав стук копыт, граф Брасс обернулся. Его дочь, златовласая Иссельда, мчалась к нему на белоснежном рогатом камаргском жеребце и улыбалась – словно ей была ведома тайна, которую граф тщетно пытался раскрыть. В облаке развевающихся на ветру голубых одежд она напоминала сказочную фею лагун. Брасс попытался избегнуть встречи с девушкой и пошел вдоль болота, но Иссельда уже была близко и махала ему рукой:
– Отец, ты опять поднялся ни свет ни заря…
Брасс пожал плечами и вновь повернулся к зарослям тростника, изредка бросая взгляд на птиц, – как будто пытаясь застать их врасплох и таким образом понять секрет странного, завораживающего танца.
Иссельда спешилась и встала рядом с отцом.
– Это не наши фламинго, – сказала она, – но очень похожи. А что ты там увидел?
Граф беспомощно улыбнулся, вслушиваясь в шелест крыльев над головой:
– Ничего. Где Хоукмун?
– В замке. Еще спит… Какой прекрасный восход! Граф передернул плечами.
– Ты не понимаешь… – начал он и осекся.
Он знал, что дочь никогда не сможет увидеть этот пейзаж его глазами. Как-то раз он попытался описать ей свои ощущения, однако Иссельда быстро потеряла всякий интерес к словам отца и не стала вникать в подробности. В узорах, которые мерещились ему всюду – в воде, тростниках, деревьях, в повадках животных – был скрыт смысл бытия, а она просто смотрела на новый мир и радовалась его девственной красоте. Только старый друг Брасса, философ и поэт Ноблио понимал его, но и тот считал, что дело не в пейзаже, а в самом графе.
– Ты взволнован, растерян, – говорил Ноблио, – мозг работает слишком напряженно… Все эти узоры – лишь плод твоего беспокойного воображения.
Граф Брасс отвергал подобные объяснения. Непонимание дочери и друзей раздражало его. Надев свои медные доспехи, он часто скитался по окрестностям, целыми днями изучая этот Камарг – так похожий на его собственный, если не считать того, что на многие мили вокруг не было ни единой живой души.
– Брасс – человек действия, как и я, – говорил Дориан Хоукмун, муж Иссельды. – Праздное времяпрепровождение претит его натуре. Ему нужна настоящая проблема, чтобы с головой уйти в ее решение.
– Настоящие проблемы, как правило, неразрешимы, – отвечал Ноблио, и на этом разговор обычно заканчивался, потому что Хоукмун тут же замыкался в себе и уходил, положив ладонь на рукоять меча.
И в замке, и в деревне царила напряженная атмосфера. Радость спасения от захватчиков сменилась тревогой. Люди не были уверены в том, что навсегда избавились от ужасов Империи Мрака. Поначалу эта земля казалась им точной копией Камарга… Правда, краски здесь были слишком яркие, слишком сочные, но впоследствии они потускнели – будто память людей наложила свой отпечаток на пейзаж, и разница уже не ощущалась. Вокруг мирно паслись табуны рогатых лошадей, стада белых быков; фламинго легко приручались, и люди летали на них верхом. Однако страх, что темные силы сумеют проникнуть и в этот тихий уголок, не покидал души поселян.
Впрочем, Хоукмуна и графа Брасса такая опасность не пугала, порой они даже были готовы приветствовать нападение Гранбретании…
Итак, каждое утро граф Брасс изучал пейзаж и пытался разгадать его тайну, а Дориан Хоукмун объезжал побережье в поисках достойного противника. Но ему встречались только стада коров и табуны боязливых лошадей; стаи испуганных фламинго поднимались в небо при его приближении…
И вот однажды, когда он на взмыленной лошади возвращался из одной такой экспедиции (морю и равнине не было конца и края), Хоукмун увидел парящих в небе фламинго – то взмывающих вверх, то падающих к самой земле. Был полдень, а обычно фламинго танцевали только на заре. Казалось, гигантские птицы испуганы, и Хоукмун решил выяснить, в чем дело.
Пришпорив лошадь, он поскакал по извилистой тропке и вскоре увидел, что птицы кружат над маленьким островком, поросшим высоким тростником. Пристально разглядывая островок, герцог заметил в тростнике красное пятно – скорее всего, чью-то одежду.
Поначалу Хоукмун решил, что это крестьянин охотится на уток, но тогда этот человек наверняка окликнул бы его или, на худой конец, помахал бы рукой.
Хоукмун направил лошадь в воду, и вскоре сильное тело животного уже раздвигало тростник, где по-прежнему мелькало что-то красное. Хоукмун окончательно понял: это человек.
– Эй! – крикнул Хоукмун. – Кто здесь?
В ответ только сильнее закачался тростник – человек во весь дух бросился наутек, отбросив всякую осторожность.
– Кто ты? – закричал Хоукмун, с ужасом понимая, что Империи Мрака все же удалось добраться сюда, и что повсюду в тростниковых зарослях прячутся люди, готовые напасть на замок Брасс.
Устремившись вслед за человеком в красном, он увидел, как тот кинулся в воду и поплыл к берегу.
– Стой! – крикнул Хоукмун, но незнакомец продолжал плыть.
Хоукмун вновь направил лошадь в лагуну, вода вспенилась вокруг животного. Человек уже выбрался на другой берег, оглянулся, увидел, что Хоукмун настигает его, и выхватил блестящий тонкий меч невероятной длины.
Но сильнее, чем меч, Хоукмуна удивило другое.
Под длинными спутанными волосами лица не было!
Дориан судорожно вздохнул и вытащил меч. Кто это? Неизвестный ему обитатель здешних мест? Хоукмун выбрался из седла, обнажил меч, широко расставляя ноги, вышел на берег и, пристально вглядевшись в незнакомца, вдруг расхохотался, сообразив, в чем дело. Это же просто маска! Маска из светлой кожи. Щели для глаз и рта очень узкие и, конечно, незаметны с большого расстояния.
– Что тут смешного? – с вызовом осведомился незнакомец. – Тебе не следует смеяться, друг мой, ибо смерть твоя близка!
– А кто ты такой? – спросил Хоукмун. – Пока что ты кажешься просто хвастунишкой.
– Я тот, кто владеет мечом лучше тебя, – ответил незнакомец. – Так что сдавайся без боя.
– Сожалею, но поверить на слово не могу, – улыбнулся Хоукмун. – Как же случилось, что великий воин прозябает в нищете?
И Хоукмун указал мечом на залатанный красный камзол, рваные штаны и сапоги из потрескавшейся кожи. Даже свое оружие человек извлек не из ножен, а из веревочной петли на поясе. Рядом с петлей болтался тощий кошелек. Человек был высоким, очень худым, с бледной, нездоровой кожей, очевидно, от недоедания. Хоукмун увидел, что его пальцы унизаны перстнями с крупными, но наверняка фальшивыми камнями.
– А, да ты нищий… Эй, бродяга, где ты стащил этот меч? – усмехнулся Хоукмун. И чуть не вскрикнул, когда человек сделал внезапный выпад. Движение было неуловимо быстрым. Почувствовав легкий укол, Хоукмун коснулся щеки – из неглубокой ранки шла кровь.
– А ведь я мог и не отдернуть руку, – презрительно заявил незнакомец. – Короче, бросай-ка свой тяжелый меч и сдавайся.
Хоукмун искренне рассмеялся:
– Прекрасно! Наконец-то мне встретился достойный противник. Ты даже не представляешь, как я рад, дружище! Я так давно не слышал звона стали!
И с этими словами он бросился на человека в маске.
Незнакомец отбил его атаку серией парирующих ударов, после чего перешел в контрнаступление. С большим трудом Хоукмуну удалось сдержать этот стремительный натиск. Их ноги увязали в болотистой почве, но ни один не сдвинулся со своего места ни на дюйм.
Не жалея сил, они сражались около часа – молча, беспощадно, однако не получив и не нанеся ни одной раны.
Тогда Хоукмун переменил тактику и стал медленно пятиться к берегу. Решив, что противник отступает, незнакомец почувствовал еще большую уверенность в себе, и Хоукмуну пришлось призвать на помощь все свое искусство, чтобы отражать молниеносные удары.
Затем он сделал вид, что поскользнулся, и упал на одно колено, а когда человек в маске прыгнул на него, Хоукмун быстро перехватил клинок и рукоятью ударил незнакомца по запястью. Взвыв, человек выронил свое оружие. Хоукмун вскочил на ноги и, наступив на меч врага, приставил к его горлу свой клинок.