Тот по мере получения сведений все больше мрачнел, краснел, затем бледнел, а под конец вовсе налился нездоровой зеленцой. От неприятного зрелища унизительных извинений гордого бойца Санитара спас безымянный секретарь, что встал из-за стола, чтобы лично проводить "дорогого гостя" к главе фракции. Виктор лишь успел кивнуть Элле и услышать в ответ приглашение на чай, "а то и что покрепче" "как-нибудь, когда будет время". Номер комнаты она сунула ему в последний момент, впопыхах написав его на обрывке бумаги.
— Я приду, — Шепнул ей Санитар, проигнорировал мнущегося поодаль Вымпела, а затем прошел к неприметной двери сбоку от алтаря.
"Все же хорошо, что шутка не закончилась так нелепо. Надеюсь, этот Вымпел не держит на меня обиды", — Легкомысленно подумал он, до конца отыгрывая спонтанную роль.
На другом конце зала уже сам зачинщик ссоры молился всем Богам разом, чтобы Санитар не оказался мстительной сволочью, но тот уже и думать забыл об этом глупом инциденте. Впереди его ждала аудиенция с самым могущественным человеком в этом городе. Но Виктор больше не ощущал ни грамма беспокойства. У него есть цель, а средства он добудет сам. Не важно, с помощью одной одиозной группировки или нет. Ad majorem Dei gloriam (К вящей славе Господней).
* * *
Кабинет локального Мессии Виктора не впечатлил. Просторный, светлый, с милыми, даже пасторальными евангельскими картинами, парочкой больших, но удивительно уместных икон, светлыми обоями, простецким побеленным потолком. Пара кресел для посетителей, распятие над письменным столом и книги, книги, книги на старых советских еще стеллажах.
Они лежали небрежно, пополам со стопками бумаг, полуразвернутыми картами, непонятными свитками и даже свечными огарками. Резкий контраст по сравнению с идеальным порядком на столе главы церкви. Впрочем, судя по слою пыли, ими довольно редко пользовались. Но зачем тогда держать их и создавать бардак Санитар не понимал.
Сам Доминик тоже не вызывал какого-то особого благоговения, оторопи и вспышек ярости (ну а вдруг?). Хотя его внешность довольно сильно изменилась за последнюю неделю даже по сравнению с тем нечетким образом, который хитокири держал у себя в голове. Абсолютно белые волосы, какого-то молочного даже оттенка прикрывала белая же камилавка (цилиндр без полей), верхняя одежда напоминала таковую у виденного мечником по телевидению Патриарха Кирилла, только более удобную и с минимум золотой вышивки, а на сухих, совершенно старческих пальцах не было ни одного перстня.
Лицо лидера Новых Христиан показалось бы типичнейшим для священника, если бы не круглые очки, до рейда в институт точно не носимые, и слишком жесткая, бескомпромиссная линия рта. В остальном, первосвященник Ставрополя вид имел возвышенный и богоугодный, а его благосклонная, отеческая улыбка не казалась наигранной даже такому не доверчивому парню как один известный мечник.
— Я рад, что мы, наконец, встретились лично, Санитар, — Нарушил молчание священник, когда его собеседник сел, вернее, развалился в кресле перед ним, — Для начала, позволь мне поблагодарить тебя за силу воли и ту самоотдачу, с которой ты взялся за выполнение нашей священной миссии. В этом, не побоюсь этого слова, Крестовом Походе именно твои усилия позволили склонить чашу весов на сторону человечества. Только за них ты навсегда останешься другом для меня и всей моей паствы. Везде, где хоть что-то значит имя Новых Христиан.
У него не было ни характерного акцента, ни заминок или неправильных фраз, что проскальзывают даже у долго живущих в чужой среде иностранцев. Наверняка взял изучение языка в системе, тем более, хитокири видел что-то похожее, причем даже не в магазине.
Доминик говорил мягким, проникновенным, совсем не пафосным тоном. Описал их тяжелое положение, то, как помогли умения Виктора и готовность их применять во благо. Вплетал в свою речь личностные характеристики других участников рейда, вскользь, но с почтением и грустью отозвался о Коловрате и его "великой жертве"…
А Санитара начал пробивать холодный пот от интеллектуальной мощи политика перед ним. Доминик играл оттенками, его отеческий тон едва уловимо менялся до доверительного, а потом тихо, почти незаметно перетекал в близкий, почти интимный. Вызывал чувство, словно рядом сидит его наставник, друг, соратник по нелегкому делу защиты человечества. Умело подобранные слова вкупе с интонациями, жестами, даже с интерьером вокруг усыпляли внимание, ломали выстроенный Санитаром лед, усыпляли его недоверие, подозрительность, нежелание идти навстречу.