— Я думаю, Рест Аурей перестраховывается. Надеюсь, нас не хряпнут этим самым лучом об поверхность. Но подвоха не чувствую. Пока действуем, как сказано.
Остаток полётного времени прошёл в изучении Семьёй корабельного информатория, выдержки интересной информации оттуда Селена зачитывала вслух. Так я узнал, что корабль содержит не только узлы для совершения гиперпрыжков, но и программы для их расчёта и синхронизации, а также, насколько эти самые расчёты важны. Оказывается, если посчитать неточно, разброс в месте прибытия мог быть таким, что для сбора флотилии пришлось бы делать новые прыжки, — миллионы и десятки миллионов километров. А ещё, истребитель был вооружён восемью спаренными тяжёлыми бластерами и тактической атомной пушкой со снарядами мощностью две килотонны тротилового эквивалента каждый. Но на данном экземпляре боекомплект к ней, похоже, «забыли» загрузить. Мой же штурмовик вооружался двумя спаренными средними бластерами, расположенных в крыловидных сегментах корпуса, и мог применяться, в том числе, при разрежённой и отсутствующей атмосфере. К бластерам боекомплект не требовался, они питаются непосредственно от реактора. А ещё, он предназначался, в основном, для борьбы с такими же штурмовиками и прикрытия от них крупных кораблей. Сообщалось, что штурмовики в синарианском флоте часто вооружаются атомными торпедами и представляют для тяжёлых кораблей нешуточную угрозу.
Перед выходом на орбиту принцесса, получив рекомендацию компьютера, выгнала Магона с мостика обратно в каюту, после чего отключила искусственную гравитацию и начала основной процесс сброса скорости. Спустя ещё десять минут корабль, повинуясь включившемуся контрольному лучу марсианской базы, затормозил окончательно, развернулся и начал спускаться на поверхность красной планеты.
И вот наш звездолёт, — что ни говори, а с системой гиперперехода это настоящий звездолёт, — коснулся опорами марсианского грунта, двигатели смолкли, и наступила гнетущая тишина. Автоматика поработала на славу, посадки я даже не почувствовал. Сэм повернулся к Рэму, хлопнул его по протянутой навстречу руке, потом подставил свою, и регент тоже хлопнул по ней.
— Хоть это только наполовину наша посадка, но она первая наша! — изрёк Сэмюэл, — одно только странно, я думал, что мы сядем непосредственно в космопорт…
Действительно, местность вокруг была пустынна и безжизненна. На минуту все смолкли.
— Тишина, — выждав ещё несколько минут, сказал регент, — Ладно, тогда действуем по своим планам. Скафандров у нас семь, пятеро выходят наружу, двое в резерве. Четверо разделяются по секторам согласно компасу, Сейвиль — север, Марк — юг, я пойду на запад, ты, Гасдрубал — на восток. Сэм, останешься возле корабля? Хорошо. Селена, на тебе координация и связь. Все ведём съёмку, как фото, для каких-нибудь интересных объектов, так и общее видео. Оборудование в скафандрах есть, если будут нужны инструкции, не стесняемся, запрашиваем.
Скафандры надевались достаточно легко, видимо, технологию их применения отработали на отлично. По очереди покинув воздушный шлюз и проверив связь и прочее оборудование, мы разбрелись от корабля, оставив на подстраховке Сэмюэла снаружи в скафандре и одного из сержантов в штурмовике. Повинуясь командам прелестного координатора, из корпуса выдвинулась вращающаяся решётка антенны, а тяжёлые бластеры готовы были разразиться огнём во всех направлениях по горизонтали и вертикали, устройство станков позволяло им отклоняться от курсовой оси до ста градусов, то есть, стрелять даже «слегка назад». Что в случае нахождения на поверхности планеты означало возможность палить горизонтально, за исключением мёртвой зоны в непосредственной близости.
Мне достался северный сектор, — красные скалы вдалеке, непривычно высокие и тонкие, и возле них — какая-то массивная металлическая конструкция, чем-то показавшаяся знакомой. Обернувшись, я увидел Сэма возле корабля, он присел, взметнув облачко красноватой пыли, достал лопатку и пластиковый пакет, набрал грунта. Сделал фото с увеличением для фиксации этого исторического момента. Остальные на грунт не отвлекались, двигались по расходящимся направлениям. Короче, все занимались своими делами, когда внезапно в наушниках раздался знакомый голос, который я не слышал уже столько лет, и от которого чуть не остановилось сердце…
Отец в тот день пришёл уставший, на его лице было озабоченное и грустное выражение, правда, я тогда был слишком мал, чтобы разбираться в таких вещах. В руках у него имелся загадочный свёрток, из которого раздался странный звук, когда он наклонился потрепать мои волосы.
— Привет, Андрюха! — сказал он.
— Пливет, пап! — произнёс я, и, конечно, первым делом обратил внимание на свёрток, — А что это?
— Это тебе, — он развернул серую обёрточную бумагу, в ней оказался забавный, весёлый плюшевый мишка, который смешно рычал, если его подержать вертикально, а затем положить на спину. Я радостно засмеялся и тут же прижал игрушку к себе.
— А как его зовут? — стандартный вопрос маленького ребенка, правда, уже сообразившего, что у много чего на свете есть имена собственные.
— Пока никак, назови сам. Или мне помочь? — этот вопрос всегда пробуждал во мне тягу к самостоятельным действиям.
— Нет, не надо. Он будет Мишка. Правда, Мишка?
— Ну, Мишка, так Мишка, — улыбнулся отец, и грусть в его глазах на секунду исчезла, — а где мамка?
— В комнате, «Что-когда» смотлит! — сказал я, и, полагая разговор оконченным, отправился к себе, знакомить Мишку с остальными игрушками.
— «Что-где-когда», — машинально поправил отец, постоял, глядя мне вслед, и направился в зал к матери.
Эта сцена намертво врезалась мне в память, потому что это был последний раз, когда я видел отца. Утром следующего дня он отправился в ту самую экспедицию, из которой так и не вернулся. Не буду бередить вашу душу рассказом о том, как плакала мама и о том, как я, маленький, ничего не понимающий, убежал из дома его искать, и как меня вечером того же дня поймала милиция, вернув домой, к матери, совершенно обезумевшей от моей дикой выходки. Мне очень хочется верить, что теперь, после того, как всё завершилось, ни один отец и ни одна мать, ни у одного ребёнка не бросит его и не пропадёт без вести…
Эта сцена мгновенно выплыла из памяти, когда в наушниках скафандра прозвучал его такой знакомый и родной голос, произнося, однако, слова, которые я никогда от отца не слышал и не ожидал услышать:
— Это вы, Роб-Рой эт Форман?
У меня похолодело внутри. Отец здесь, на Марсе?! Как, каким образом? Он — македонианин?! Один из солдат Эскадры? Мелькнула мысль — вот мама обрадуется!
— Командир разведывательного отряда Империального Союза, императивный координатор Сэмюэл Демитр Бугенвиль. Роб-Рой убит полтора года назад во время стычки в Пещере. Его меч находится в корабле, мы нашли, вскрыли тайник и прочитали послание.
— О, вы — Сэмюэл? Я — бывший граф Рест Аурей, командующий Македонианской Эскадрой и военный комендант её марсианской базы, — представился тот же голос.
Итак, опальный граф Рест Аурей и есть мой отец. Один из царствующей династии, как правильно догадалась мать, и доказательства чему я безуспешно искал целый месяц в хорошо вычищенных архивах дворца. У меня закружилась голова, и я сел на кстати подвернувшийся камень. Рэм заметил непорядок и спросил по коммуникатору:
— Анри, что случилось?
А я сидел и продолжал слушать голоса в эфире, отмахнувшись рукой.
— Извините, координатор, но я должен вас проверить. Сейчас вышлю планетарный катер с контролирующей группой.
— Хорошо, граф, я понимаю. Всем нашим группам — возвращайтесь к кораблю.
Я встал и зашагал обратно, оставив пока неисследованной таинственную груду металла в своём секторе. Не до неё сейчас было, меня душили слёзы и воспоминания далёкого детства, от которых в горле стоял комок. Самое противное, что слёзы в скафандре вытереть было невозможно. Мы уже подходили к нашему звездолёту, когда из-за скал в восточном секторе стремительно взлетела вверх чёрная точка. Она быстро увеличивалась в размерах и вскоре превратилась в небольшой планетарный катер. Он опустился метрах в тридцати от нас, и из него вышли четверо солдат Эскадры в скафандрах, с оружием в руках. Двое из них подошли к нам, а другие двое через открытый принцессой шлюз направились в истребитель.